Труженики моря - Виктор Гюго

У осьминога нет ни мускулов, ни костей, ни брони, ни рогов, ни жала, ни клешней, ни цепкого хвоста, ни плавников, ни игл, ни электрического тока, ни яда, ни когтей, ни клюва, ни зубов. Но он вооружен более грозным оружием, чем все чудовища мира.

Что же такое спрут? Это кровососная банка.

В воде полощется что-то серое, толщиной не более человеческой руки, а длиной не больше пол-локтя, похожее на тряпку или, точнее, на закрытый зонтик без ручки. Этот лоскут медленно приближается к вам. Внезапно он раскрывается, и восемь лучей раскидываются вокруг головы, в которой посажены два глаза. Эти лучи живут, колышутся. Все существо напоминает колесо. В развернутом виде оно имеет четыре-пять футов в диаметре. Оно ужасно. И вдруг бросается на вас.

Осьминог вцепляется в человека, покрывает свою добычу и впивается в нее длинными щупальцами. Снизу он желтоватого цвета, сверху – серого. Чудовище кажется обитателем воды, сделанным из пепла. Формой оно напоминает паука, окраской – хамелеона. Разъярившись, становится фиолетовым. Но самое ужасное в нем то, что оно мягкое. Его щупальца опутывают, его прикосновение парализует. Оно похоже на гангрену. Это болезнь, воплотившаяся в живой образ.

Его невозможно оторвать. Оно цепко держит свою добычу. Чем же впивается в нее? Пустотой. Его восемь щупальцев, широкие у основания, к концу заостряются. Каждое из них покрыто двойным рядом пустых воронок, больших у центра, меньших в концу. В каждом ряду двадцать пять таких волдырей. Следовательно, на каждой конечности спрута их пятьдесят, а у всего чудовища – четыреста. Воронки представляет собой кровососные банки.

Весь этот аппарат подвижен и подчинен чудовищу. Воронки выдвигаются и прячутся. Они повинуются малейшему желанию животного. Самые чувствительные органы других существ не могут сравниться с подобной клавиатурой. Чувствительность такого дракона поистине поразительна.

Двигаясь, спрут остается как бы в футляре. Он плавает, крепко сжав все свои складки. Его большие глаза бесцветны, и в воде их трудно различить.

Спрут, высматривающий добычу, сжимается, становится маленьким и незаметным. Он сливается с волной, и его никак нельзя принять за живое существо. Но внезапно он раскрывается.

Слизь, обладающая волей, клей, пропитанный ненавистью, – что может быть ужаснее?

У спрута нет ни костей, ни крови, ни мяса. Он пуст внутри. Он состоит из одной лишь оболочки. Все восемь щупальцев можно вывернуть наизнанку, как пальцы перчатки. Лишь в центре чудовище имеет одно отверстие. Что это такое? Прямая кишка? Рот? И то и другое одновременно.

Это отверстие выполняет все функции организма. Животное всегда остается холодным.

Тигр может растерзать вас. Но спрут вас высасывает – это отвратительно. Вы чувствуете, как он опутывает вас, вы не можете освободиться и ощущаете, как содержимое вашего тела медленно переходит в тело чудовища.

Быть съеденным живьем – ужасно. Но в тысячу раз ужаснее быть выпитым живьем.

Таково было существо, во власти которого уже в течение нескольких мгновений находился Жиллиат.

Оно оказалось обитателем грота, страшилищем здешних мест, темным демоном вод.

Когда Жиллиат, преследуя краба, заметил трещину и подумал, что краб мог там укрыться, спрут, сидя внутри, подкарауливал добычу. Представьте себе, как ужасно это выжидание.

Ни одна птица не осмелилась бы нести яйца, ни один птенец не решился бы вылупиться, ни один цветок не мог бы расцвести, ни одна мать не могла бы питать свое дитя молоком, ни одно сердце не осмелилось бы любить, ни один ум не дерзал бы творить, если бы живая природа помнила о мрачных страшилищах, притаившихся в бездне.

Жиллиат просунул в дыру руку, и спрут ухватился за нее. Человек попал в положение мухи. Спрут был пауком.

Жиллиат находился по пояс в воде, его ноги нетвердо стояли на скользких камнях, правая рука была крепко обмотана щупальцами спрута, и почти все тело исчезало под складками переплетенных ремней страшной повязки.

Из восьми конечностей спрута три цеплялись за утес, пять обвивали Жиллиата. Таким образом, вцепившись одной стороной в камень, другой – в человека, чудовище приковывало Жиллиата к утесу. Двести пятьдесят кровососных банок впились в свою жертву.

Мы уже говорили, что вырваться из лап спрута невозможно. При попытках человека освободиться, чудовище лишь крепче стягивает свои путы. Животное соразмеряет собственные силы с силами добычи.

Единственной надеждой Жиллиата на спасение был его нож.

Свободной оставалась у него лишь левая рука. Но он владел ею прекрасно. Про него можно было сказать, что у него было две правых руки.

Он держал раскрытый нож.

Щупалец спрута не перерезать. Его кожа неуязвима, она скользит под сталью. Да если бы это и было возможно, вместе со щупальцами человек тогда перерéзал бы свои собственные мускулы.

Осьминог страшен, но и его можно победить. Рыбаки с Нормандских островов знают, как это сделать. Его нужно поразить в голову. Жиллиат тоже знал об этом.

Он никогда не видел такого громадного спрута. Другой на его месте растерялся бы окончательно.

У спрута, как у быка, есть секунда, когда его легче сразить. Бык должен для этого склонить шею, спрут – вытянуть голову вперед. Если пропустить такое мгновенье – все погибло.

Это продолжалось всего несколько минут. Но Жиллиату, ощущавшему на своем теле двести пятьдесят кровососных банок, они показались вечностью.

Спрут коварен. Он обхватывает добычу и затем старается выждать как можно дольше для того, чтобы силы покинули ее.

Жиллиат держал нож открытым. Животное сосало его кровь все сильнее.

Внезапно оно отделило от гранита шестой ремень и протянуло к Жиллиату, намереваясь обхватить его левую руку. В ту же минуту оно вытянуло голову. Через секунду рот спрута должен был впиться в грудь Жиллиата, обе руки были в плену, и смерть казалась неизбежной.

Но Жиллиат не терял бдительности. Спрут и человек подстерегали друг друга.

Он уклонился от шестого ремня, и в тот момент, когда чудовище собиралось впиться ему в грудь, вооруженная рука упала на голову монстра.

Человек и спрут содрогнулись. Жиллиат погрузил нож в слизь и, быстро повернув его кругообразным движением, отделил голову от туловища, как вырывают больной зуб.

Все было кончено. Животное рухнуло.

Оно походило на кучу тряпья. Волевой центр был уничтожен, и все четыреста кровососных банок сразу отделились от человека и гранита. Чудовище погрузилось в пучину.

Задыхаясь от борьбы, Жиллиат смотрел на две бесформенные кучи слизи, лежавшие у его ног. Голова покоилась с одной стороны, все остальное – с другой. Мы говорим – остальное, потому что это уже не было похоже на туловище.