Триумф Сета - Жеральд Мессадье

Довод был разумным. Анкесенамон только на миг задержалась с ответом, но резкий жест руки уже сказал об отказе.

— Это не одно и то же. Ай был членом нашей семьи. Хоремхеб испытывает к нам только презрение.

— Ты простила моему отцу Аю преступления более серьезные, чем презрение. Он был замешан в смерти твоего отца, в смерти Сменхкары и, возможно, в смерти…

— Я этого уже достаточно наслушалась, Мутнехмет! Ай защищал династию! И именно от тебя я узнала, что Хоремхеб хочет ее уничтожить.

Мутнехмет пожала плечами.

— Династия! Что же от нее осталось?

— Я осталась.

Мутнехмет прикусила губу, чтобы не напомнить племяннице о том, что династия не состоит из нее одной и малолетнего ребенка.

— Династия себя изжила. Хоремхеб хочет власти, я это знаю.

— Так вот, именно я ему ее не дам.

— Что тебе в нем не нравится?

— Всего-навсего грубость. И этот запах!

Сей незначительный довод лишил Мутнехмет слов. Она воздержалась от того, чтобы передать эти речи Хоремхебу. Но окончательный выбор был сделан. Анкесенамон оказалась в стане врагов полководца.

Но что же придавало ей уверенности? Неужели надежда сочетаться браком с хеттским царевичем?

Брачные узы, в основе которых лежит телесная или духовная близость, могут быть разорваны без особых последствий, и тогда от них остаются только воспоминания о сущих пустяках, покрытые пылью времени. Но есть другая связь, она, без сомнения, дольше сопротивляется разрыву, ибо у нее другая природа. На нее не действуют указки ни сердца, ни разума: это удивительное единство двух существ, разделяющих одно и то же пространство, одну постель, те же болезни и заботы. Она может возникнуть даже между животными различных видов, например, между собакой и кошкой. Конюхам хорошо известны такие случаи: лошадь успокаивается только в компании собаки, которая спит каждый вечер на ее подстилке, в ногах. Когда один из двоих уходит, другого охватывает печаль, часто это плохо заканчивается.

Мутнехмет и Хоремхеб напоминали таких животных. Он был приземленным человеком, телесным, горячим и своенравным; она была из той семьи, члены которой на протяжении многих поколений жили, как бы не касаясь земли, и животные соки в ней очищались до того, что превращались в утонченные ликеры. Напряжение сил и летний зной вызывали у него усиленную потливость, в то время как самое значительное выделение потовых желез его бывшей супруги сводилось к едва заметному блеску на груди над вырезом платья. Достаточно было увидеть их вместе за столом, чтобы уловить различие: он нажирался до отвала, с жадностью глотал пищу, съедал полдюжины жареных яиц в три приема; она нехотя грызла какой-нибудь кусочек, не утоляя до конца очевидный голод.

Они как раз сидели за столом в покоях Советника. Он попросил ее прийти, и после некоторых колебаний она приняла приглашение. Ситуация действительно становилась критической. Невероятная катастрофа угрожала царству, так что пора было забыть об обидах.

— Она тебе об этом когда-нибудь говорила?

— Со времени отъезда Нефернеруатон она замкнулась в себе. Она изменилась и больше не доверяет мне своих мыслей. Думаю, она не доверяется даже Сати, которая для нее всегда была самым близким человеком в мире.

Он опустошил свой кубок одним глотком, рыгнул и взял себе половину утки.

— Как ты объясняешь все-таки это послание Суппилулиуму?

Она собралась с мыслями, затем сказала, тщательно подбирая слова:

— Я полагаю, что с каждым годом она все больше ощущает свою ответственность за династию. Со времени бегства двух ее сестер и смерти Сетепенры и Нефернеферуры она считает себя единственной наследницей отца и династии.

Она сделала глоток вина и вновь заговорила:

— Не думаю, что она столь же безумна, как ее отец и покойный муж Тутанхамон, но полагаю, что в этой семье все не без странностей. Эхнатон считал себя воплощением Атона, Тутанхамон видел себя Осирисом, а она мнит себя единственной хранительницей рода. Она готова на все ради того, чтобы его защитить и увековечить. В последнее время я замечаю у нее эту упрямую решительность, которая проявлялась в поведении моей сестры Нефертити после смерти Эхнатона.

— Стало быть, ты полагаешь, она не понимает, что разрушит царство, если соединится брачными узами с сыном Суппилулиумы?

Она покачала головой и стала грызть хлебец в кунжуте.

— Нет.

— Я не могу позволить ей это сделать.

Она подняла на него вопросительный взгляд.

— Нет, никто ее не собирается убивать. Но нельзя позволить ей это сделать. Меня двор и армия обвинят в бездействии и даже соучастии. Теперь — она или я.

Она пребывала в раздумье. Слова «она или я» звучали зловеще. Но она не могла в этом винить своего бывшего супруга.

— Зачем приезжал распорядитель Суппилулиумы? — спросила она.

— Мне не известно. Вероятно, убедиться в том, что предложение царицы не было ловушкой.

— Ты полагаешь, что Суппилулиума пришлет сюда одного из своих сыновей?

Он поковырял ногтем в зубах.

— Это мы еще посмотрим. Тем временем я тебя попрошу сообщать мне обо всем странном, что заметишь в поведении Анкесенамон. Это в интересах царства. Возможно, и в ее интересах.

Она покачала головой и съела засахаренный финик.

— Не хочешь же ты, чтобы из-за этой сумасшедшей превратилось в прах дело жизни твоего отца и все мои усилия?

— Нет, — сказала она мрачно.

На рассвете шквалы леденящего ветра обрушились на высокие стены, окружающие Каркемиш. Гатгу-Зиттиш и сопровождавшие его люди надвинули на лоб меховые шапки. Вдоль насыпи стояли, переминаясь с ноги на ногу, лучники и впередсмотрящие. Получасом позже маленький отряд, возглавляемый распорядителем, добрался до ворот царского дворца. Все спешились, прибежали слуги из конюшни, и Гатту-Зиттиш бросил дворецкому:

— Быстро теплого молока с ликером — всем! Мы окоченели!

В сопровождении только своего секретаря он прошел к царскому кабинету, велел стражникам сообщить о своем прибытии царю и предстал перед ним в зале, где развели сильный огонь в очаге и жаровнях, стоящих по углам. Он опустился на колени перед монархом, который быстро его поднял.

— Гатту-Зиттиш! — воскликнул Суппилулиума. — Добро пожаловать. Итак, какие новости?

Слуга принес большую серебряную кружку, наполненную теплым молоком с ликером из можжевельника.

— Выпей сначала, — сказал царь. — Согрейся. Сядь там, около огня.

Царь расположился напротив своего посланника.

— Твое величество, — заговорил Гатту-Зиттиш, откашлявшись, — предложение искреннее. Царица очень красивая. Вопреки тому, что она написала, у нее есть сын, но в действительности она не солгала, скрывая его существование. Она считает, что он в опасности. Во время моего визита я пришел к заключению, что она разыскивает не только супруга и отца для своих детей, но, главным образом, сильного человека. Вот поэтому она тебе написала. Между тем, как мы и думали, ее предложение было сделано без ведома ее правительства и двора. По моему мнению, она не уверена в том, что это предложение будет хорошо принято. И я убежден, что полководец Хоремхеб не обрадуется этому браку. И это очень плохо.