Маскарад в лунном свете - Кейси Майклз

— И что в ней? — Настроение Хервуда улучшалось с каждым мгновением. Он всегда знал, что Вильям был весьма низкого мнения об остальных, и полагал, он от них избавится, как только они перестанут быть ему полезны. Но если Вильяма так занимало вероятное предательство Перри, вряд ли у него будет время на то, чтобы вникать в его дела с Максвеллом или интересоваться его встречами с Томасом Донованом. Как и размышлять над его честолюбивыми планами.

— Этот надутый осел полагает, что он отыскал описание зарытых здесь римлянами сокровищ. Хуже того, он подключил к своим планам Стинки, заставив того убедить нашего недалекого принца Уэльского разрешить ему провести раскопки возле южной стены часовни Святого Петра.

Сэр Ральф расхохотался.

— В стенах Тауэра!? Он совсем очумел?

— Может быть. Но что если этот дурак окажется прав впервые в своей жизни? А? Что тогда, Ральф? Не решит ли он, что теперь, когда он добился славы и уважения, ему совершенно незачем участвовать в нашем деле? Даже хуже того… Не придет ли он к заключению, что мы никогда не будем ценить его столь высоко, когда придем к власти, как его оценит принц?

Подумай над этим, Ральф. Можем мы допустить, чтобы в наших рядах оставался столь близорукий, напыщенный идиот?

Хервуд потер подбородок, лихорадочно соображая.

— Он практически уже все подготовил, и ему осталось лишь отдать приказ о передаче товара из военного министерства. Как только я… то есть, как только мы достигнем соглашения с Донованом, Перри нам станет не нужен. Но, Вильям… мы всегда это знали. Мы, правда, никогда не обсуждали этого вслух, но в сущности, как только мы начнем реализовывать наш план, все они нам будут не нужны.

— Ты прав. Но, в отличие от тебя, я был готов проявить щедрость. Однако теперь, учитывая то, что Перри решил действовать сам по себе, я пересмотрел свою точку зрения в этом вопросе. Он знает слишком много, как о наших планах, так и о наших делах в прошлом. Ты помнишь наши прошлые дела, не так ли, Ральф?

— Ты имеешь в виду Жоффрея Бальфура? Об этом ты говоришь, не так ли, Вильям? — Хервуд не нуждался в том, чтобы ему напоминали о Жоффрее Бальфуре. Он как воочию видел его лицо каждую ночь перед тем, как окончательно погрузиться в сон. Видел ужас. Испытывал страх. — Артур тоже представляет в этом смысле опасность, Вильям, — заметил он. — Возможно, даже большую, чем Перри, особенно сейчас, когда он собирается жениться на богатой женщине.

Вильям Ренфру отставил свой бокал и поднялся.

— Какая кровожадность! Ну, хорошо, Ральф, если ты настаиваешь. Я думал только о Перри, да и то не серьезно. Но теперь я думаю: ты прав, и разрешаю тебе убить их обоих — избавиться от всех них, — но только после того, как мы закончим наши дела с Донованом.

— Я? — выдохнул Хервуд, не в силах поднять голос более чем до шепота.

Как случилось, что все это свалено на него, а Лейлхем опять ни при чем? Как удалось Вильяму повернуть разговор так, что он первый заговорил об убийстве? И как он может отказаться теперь, когда он, он сам и сказал, что все они должны умереть? Хервуд откинулся на спинку стула, в ошеломлении провожая глазами Лейлхема. Черт его побери! Этот ублюдок опять его перехитрил!

На город уже опускались сумерки, когда сэр Ральф, проведший весь день в глубоких раздумьях, добрался до особняка лорда Чорли на Горсвенор-сквер. На ступенях парадного входа он увидел трех явно чем-то очень недовольных мужчин.

Хервуд обошел их и, взяв в руки дверной молоток, постучал. В следующий момент дверь отворилась, и лорд Чорли, схватив его за локоть, втащил в дом.

— Стинки! Что, черт побери, здесь происходит? Где все твои слуги? И что это за люди на улице?

Лорд Чорли, седеющие волосы которого были в полном беспорядке, а жилет на обширном животе расстегнут, знаком показал сэру Ральфу следовать за ним в гостиную.

— Ушли, Ральф. Все мои слуги покинули меня. Ушли сразу же, как только начало слетаться все это воронье, что ты видел на улице. Скатертью дорога, скажу я… тем более что я задолжал им всем жалованье, по крайней мере, месяца за три.

Хервуд начал понимать, что здесь происходит. Похоже, его задача окажется даже легче, чем он предполагал.

— Эти люди на улице, Стинки… Они, как я понимаю, кредиторы? Тебя осадили твои кредиторы?

Лицо лорда Чорли сморщилось, и из глаз его покатились слезы.

— Первый прибыл утром, после того, как я уже ушел… во всяком случае, так он мне сам сказал, когда я по возвращении наткнулся на него в холле и увидел у него в руках мои канделябры. Похоже, человек, с которым я играл в карты на протяжении последних нескольких недель, продал все мои долговые расписки какому-то ростовщику или еще кому-то в том же роде, и новый владелец требует немедленной уплаты долга. Не успел появиться первый кредитор, — продолжал Чорли, — как остальные тут же об этом пронюхают. С требованием немедленно уплаты по счетам пришли даже люди от бакалейщиков и торговцев свечами, которые, мне всегда казалось, должны были знать, что джентльмен в первую очередь платит карточные долги, а уж затем расплачивается со своими поставщиками. Один из этих людей сейчас на кухне — собирает там горшки и кастрюли, — а другой в столовой. Этот отказался уйти, даже когда я предложил ему взять серебряный канделябр для стола, который мне подарила еще моя матушка. Безобразная, на мой взгляд, вещь, но должна же она хоть что-то стоить. Дверь я никому больше не отворяю, поскольку стоит мне ее только приоткрыть, как в следующую минуту дом будет кишмя кишеть этими вымогателями… и, в довершение всего, у меня почти не осталось еды. Я послал записку Принни, но он на нее не ответил.

Лорд Чорли рухнул в кресло и закрыл лицо руками.

— Ральф… что мне делать? Я не могу обратиться за помощью к Вильяму. Он предупреждал меня… только сегодня утром. Черт бы его побрал… он словно сам все это накликал!

Сэр Ральф улыбнулся. Ощущение натянувшейся при этом на скулах кожи было странным, но не лишенным приятности. Он пришел к Чорли, чтобы убедить того в том, что Вильям представляет для них опасность, и сделать его своим союзником в борьбе с Ренфру. Ни Артур, ни Перри не годились для этой роли. Первый по причине слабости своей натуры, второй же — потому что был слишком опасен. Стинки, который постоянно нуждался в деньгах, был его последней надеждой. И, как теперь выяснилось, поставив на лорда Чорли, он, в жизни не бравший в руки карт, сделал самый верный, самый удачный ход.

— Сейчас у меня почти нет свободных денег, — заговорил он наконец по прошествии нескольких долгих, долгих секунд, в течение которых в комнате были слышны лишь отчаянные рыдания лорда Чорли. Ему нужно было убедить Стинки, что, помогая ему, он идет на большие жертвы. — Однако, полагаю, мне удастся кое-что наскрести, чтобы тебя выручить. Сколько ты задолжал?

Лорд Чорли оторвал от лица руки и уронил их безвольно на колени.

— Не знаю. Пятьдесят тысяч фунтов? Сто тысяч?

Сэр Ральф едва не рассмеялся, хотя подобный ответ не укладывался у него в голове. Да, все оказалось даже слишком просто. Хервуд и думать забыл, что он сам предлагал убить и лорда Чорли, и всех остальных. Из головы у него не шла мысль о жестоком предательстве Лейлхема, и он горел жаждой мести. Хотел обманом заставить меня убить трех моих старейших и самых дорогих друзей, а, Вилли? Ну нет, не выйдет. На этот раз ты зашел слишком далеко. Отныне музыку будет заказывать сэр Ральф Хервуд!