День гнева. Принц и паломница - Мэри Стюарт

Это послужило сигналом остальным. Ряды высоких белокурых воинов смешались, двинулись вперед с приветственными криками. Подбежали конюхи, ведя в поводу лошадей, — и вот саксонская свита уже в седле. Мордред, которого поманил к себе Артур, принял церемониальный поцелуй Сердика и вскоре уже ехал верхом между саксонским королем с одной стороны и рыжеволосым те гном — с другой (как стало ясно позднее, этот молодой человек был кузеном супруги и королевы Сердика).

До саксонской столицы было недалеко, не более часа верхом, и этот путь они проделали медленно. Оба короля, казалось, с удовольствием предоставили своим скакунам идти бок о бок неспешным шагом, а сами тем временем беседовали через толмача, который мерно склонял голову, чтобы уловить и передать слова одного другому.

Мордред, ехавший по другую руку от Сердика, разбирал лишь одно слово из десяти и некоторое время спустя вообще перестал вслушиваться в беседу, в которую врывались крики и смех двух свит, разражавшиеся всякий раз, когда саксы и бритты пытались объясниться друг с другом. С помощью улыбок и жестов ему и его соседу удалось наконец обменяться именами: рыжеволосого тегна звали Брунинг. Мало кто среди саксов — те, кто всю свою жизнь прожил на союзных территориях Саксонского берега, — знал с десяток слов на языке бриттов, и по большей части это были люди преклонных годов; молодежи и с той, и с другой стороны приходилось полагаться на добрую волю и смех, чтобы установить некое подобие взаимопонимания. Агравейн, хмурясь, ехал отдельно с группкой молодых британцев, угрюмо переговаривавшихся меж собой тихими голосами и оставленных без внимания.

Мордред, оглядываясь по сторонам, находил для себя все больше любопытного в окружающем пейзаже, который за немногие мили, какие они преодолели, уже выглядел чужеземным. За отсутствием толмача они с Брунингом довольствовались тем, что время от времени обменивались улыбками и то и дело указывали друг другу на красоты вдоль тракта. Поля здесь обрабатывали на чуждый бриттам манер, орудия, которыми крестьяне возделывали землю, были Мордреду незнакомы, одни были грубые, другие — мудреные. Дома вдоль дороги отличались от привычных ему каменных построек; здесь почти не использовали камень, но даже по крестьянским хижинам и хлевам чувствовалась большая сноровка в обработке дерева. Пасшиеся стада коров и отары овец выглядели тучными и хорошо ухоженными.

Стая гусей с криками и хлопаньем крыльев метнулась через дорогу прямо перед копытами передних лошадей, заставив их подняться на дыбы. Пастушка, дитя с льняного цвета волосами и круглыми голубыми глазами, глядевшими с очаровательного, залившегося краской личика, весело понеслась за ними вслед, размахивая хворостиной. Артур, рассмеявшись, бросил ей монету; она прокричала что-то в ответ, поймала монету и убежала вслед за своими подопечными. Саксы, похоже, не испытывали трепета перед своими королями; и действительно, кавалькада, которую Агравейн в гневе обозвал ярмарочным обозом, теперь стала приобретать развеселый вид. Юноши свистели и кричали что-то вслед пастушке, которая, подобрав юбки и открыв длинные голые ноги, бежала легко, как мальчишка. Брунинг, указывая на нее, наклонился к Мордреду:.

— Хвёт! Фёгер мэген!

Мордред с улыбкой кивнул, а потом вдруг с удивлением осознал то, что медленно доходило до него последние четверть часа. Сквозь смех и крики тут и там прорывались слова, а иногда и целые фразы, которые, не переводя их намеренно, он без труда понимал. «Смотри! Хорошенькая девушка!» Наполовину музыкальные, наполовину гортанные звуки вызывали в его памяти картины из далекого детства: запах моря, качающиеся на волнах лодки, голоса рыбаков, краса морских кораблей с острыми носами, что иногда пересекали рыбацкие угодья островитян; высоченные белокурые моряки, заводившие свои суда в гавани Оркнейских островов: в непогоду — ради убежища, а в ясную погоду — ради торговли. Едва ли это были саксы, но, вероятно, имелось немало слов и интонаций, общих для языков саксов и людей Севера. Он взялся слушать чужую речь и нашел, что урывками разбирает ее смысл, словно к нему возвращались стихи, заученные в детстве.

Но, как это было в его природе, Мордред ничего не сказал и ничем не выдал, что понимает иноземный язык. Он молча покачивался в седле и слушал.

Вот они выехали на гребень холма, поросшего травой, и перед ними открылась столица саксов.

Поначалу, когда он только-только завидел столицу Сердика, Мордред был поражен: это ведь всего лишь примитивно выстроенный поселок. Но это первое удивление не замедлила сменить тайная улыбка: какое расстояние проделал он, сын рыбака, с тех дней, когда даже еще более грубое селенье заставило его онеметь от восторга и волненья.

Так называемая саксонская столица была большим и, на первый взгляд, беспорядочным скоплением деревянных построек, окруженных палисадом. Внутри палисада, в самой середине огороженного пространства стояли королевские палаты, большая вытянутая постройка, размерами походившая на житницу и целиком возведенная из дерева, с крутой крышей, покрытой плетеной лозой, и отверстием для выхода дыма в середине. В каждом конце здания-зала имелись широкие двери, а почти под самой крышей через равные промежутки шли высокие и узкие окна. Это здание симметричной постройки можно было счесть красивым, пока в памяти не всплывали золоченые башни Камелота и величественные римские строения Каэрлеона и Аква Сулис.

Прочие дома, столь же симметричные, но меньшие размером, в кажущемся беспорядке сгрудились вокруг королевского зала. Меж ними, возле них и даже лепясь к их стенам, стояли хлева и стойла. Открытые пространства меж зданиями кишели курами, свиньями и гусями; собаки и дети носились, играя, меж колес запряженных волами телег или среди немногих деревьев, под которыми громоздились дровяные поленницы. В воздухе пахло навозом, свежескошенной травой и древесным дымом.

Большие ворота стояли открытые настежь. Въезжая в поселение, кортеж проехал под поперечной балкой, на которой развевался вымпел Сердика: узкое, раздвоенное на конце полотнище, хлопавшее на ветру точно кнут. У двери зала стояла королева Сердика, готовая принять гостей в своем доме, как ее супруг принял их в границы своего королевства. Ростом она была почти со своего мужа, на голове ее тоже красовалась украшенная самоцветами корона, а льняные косы были перевиты золотыми нитями. Она приветствовала Артура, а за ним Мордреда и Кея церемониальным поцелуем, а затем, к немалому удивлению Мордреда, вместе с мужчинами прошла в большой зал. Остальная свита осталась за дверьми, и со временем донесшиеся издалека крики и бряцанье металла и бешеный топот копыт сказали, что юные воины, саксы и бритты, сообща взялись соревноваться в ловкости за пределами палисада.

Короли с советниками и неизменным толмачом расселись возле центрального очага, где уже лежали наготове сложенные дрова, но сам огонь еще не зажигали. Две девушки, две милые и женственные копии Сердика, внесли кувшины меда и эля. Сама королева поднялась и, забрав кувшины у дочерей, наполнила гостям кубки. Затем девы удалились, но королева осталась и снова села слева от своего повелителя.

Переговоры, вынужденно замедленные из-за потребности в переводе, затянулись до вечера. Для начала обсуждались в основном внутренние дела, торговля и ярмарки и возможный пересмотр — в неопределенном будущем — границы меж двумя королевствами. Только как следствие этого разговор со временем перешел на возможность взаимной военной помощи. Сакс уже проведал и успел обдумать вести о том, что земли его соплеменников на континенте все сокращаются под растущим напором народов с Востока. Восточные саксы, более уязвимые, чем подданные Сердика, уже искали союза с англами меж Темзой и Хумбером. Он сам вступил в переговоры с Срединными саксами Сатриджа. Когда Артур спросил, не помышлял ли Сердик также о союзе с Южными саксами, чье королевство, расположенное в самом дальнем юго-восточном уголке Британии, было самым удобным листом для высадки с любого корабля, приплывшего из-за Узкого моря, Сердик ответил сдержанно. С самой смерти великого вождя Южных саксов, Эллы, там нет достойных правителей. «Нидинги»[3]— вот как с чувством отозвался о них король Западных саксов. Артур не стал допытываться далее, а перешел к новостям с континента. Сердик, не слышавший еще о гибели детей Хлодомера, заметно посерьезнел, обдумывая перемены, какие могут воспоследовать из этого, и все более рискованное положение Малой Британии — единственного промежуточного государства меж территориями Саксонского берега в Великой Британии и находившимися под угрозой франкскими королевствами. С течением времени мысль о том, что когда-нибудь в ближайшем будущем бриттам и саксам придется вместе стать на защиту берегов своего острова, стала казаться не столь уж диковинной и нелепой.