Снайперы. Огонь на поражение - Максим Бузин

– Ноу проблем, – плотоядно ухмыльнулся Носков и полез в вещмешок за веревкой, – сейчас мигом превращу твоего знакомца в дивное огородное пугало!

– Только прошу Вольдемар, без фанатизма, не переусердствуй! – улыбнулся Андрей, краем глаза отметив, что Кулик уже перебинтовал Куна. – Его же, наверняка, еще Деменев с Анатольевичем допрашивать будут!..

– Ваши пожелания приняты к сведению! – хохотнул здоровяк. – Паковать буду аккуратно, но крепко!..

Перевернув без видимых усилий Куна на живот, Носков занялся делом, изредка шутливо переругиваясь с Куликом. Овечкин же, убедившись, что все кругом тихо и безопасно, устремился по коридору в обратную сторону, чтобы, наконец-то, открыть дверь, за которой ждали спасения невинные люди…

…Яркое летнее солнце приближалось к линии горизонта, продолжая согревать земную поверхность теплыми ласковыми лучами. На улицах освобожденного от немецко-фашистских захватчиков городка царило невероятное оживление и веселье. Радостные и счастливые мирные жители пели и танцевали вместе с красноармейцами, угощали бойцов и их командиров всем, чем только могли, и не было видно предела народному ликованию!..

…Однако не все наши воины принимали участие в праздничных торжествах. Многие настолько вымотались и устали за прошедшие дни, что у них совершенно не было сил водить хороводы и пускаться вприсядку Ребятам просто хотелось сбросить с натруженных ног сапоги и безмятежно поваляться на травке, не задумываясь о том, что будет завтра. Именно так поступили Заславский, Каменев и Фомичев, расположившиеся на отдых под кустами боярышника и едва ли не сразу по принятии горизонтального положения провалившиеся в глубокий сон.

Немного в сторонке от них устроился Сашка Петров, с добродушной улыбкой рассеянно наблюдавший за тем, как Витя Степанов и Рыжий Пал Палыч горячо обсуждают достоинства и недостатки шведской(!) национальной кухни и абсолютно не обращают внимания на Юрия Казусева, храпящего рядом с ними, как паровоз. А вот заядлые спорщики Носков и Кулик, забравшиеся в некотором отдалении на усыпанный цветами пригорок, выглядели, наоборот, непривычно для них молчаливыми и лишь изредка перебрасывались между собой парой слов.

Что же касается Овечкина с Поздняковым, то они, как и положено снайперам, спрятались от любопытных глаз в таком месте, где бы никому в голову не пришло их искать, – в зарослях бузины, опоясанных по периметру густой изгородью из темно-зеленой крапивы высотой около метра. Причем именно заводила и балагур Овечкин инициировал этот своеобразный побег, доверительно сообщив своему юному другу и примкнувшему несколько ранее к ним капитану Набойченко, что порядком устал от людей и желает пофилософствовать в одиночестве. Правда, немного размыслив, старшина все же добавил, что Сергей и Анатольевич ему сильно не помешают, если будут дисциплинированно давить на «массу» и не станут громко орать во сне. После чего полное взаимопонимание было достигнуто, и оба снайпера во главе с командиром стрелковой роты, выбрав подходящий момент, незаметно для окружающих растворились среди покрытых жгучими волосками стеблей и листьев крапивы…

* * *

…Подчиненные майора Деменева, естественно, не могли знать, доживут ли они до Победы, в которую свято верили, но каждый на это надеялся. Поэтому ребята в дружеских откровенных беседах договаривались о том, что не будут терять друг друга из виду и в мирное время. И хотя, как известно, человек лишь только предполагает, а в реальности часто все происходит совсем иначе, но кое-кому удалось воплотить эти, если позволительно так выразиться, замыслы в жизнь, правда, в совершенно различных формах и вариантах.

Например, Кулик и Носков, плечом к плечу прошагавшие огненными фронтовыми дорогами до самого Берлина, остались неразлучными друзьями и на следующие десятилетия…

А тот же Сашка Петров не мог, конечно, представить себе в сорок третьем, что через четыре с маленьким хвостиком года он придет работать на крупное предприятие и в первый же день столкнется на проходной с Витькой Степановым, который от радости чуть не задушит его своими объятиями…

Геннадию Набойченко, вернувшемуся после увольнения в запас в родной Харьков, тоже было с кем поговорить о героическом прошлом – Андрей Вениаминович периодически навещал его, находясь в этом городе по работе, и тогда служебные командировки Овечкина вместо отведенных на них пяти дней растягивались, как правило, на полторы-две недели. (Само собой, разумеется, по объективным причинам!)

В одну из таких встреч в сентябре 1949 года Овечкин с Набойченко ехали в самом что ни на есть обычном трамвае мимо железнодорожного вокзала. Друзья непринужденно общались и поначалу не обратили внимания на человека в годах, зашедшего в вагон на остановке и с огромным удивлением на них уставившегося. Когда же, почувствовав на себе чей-то взгляд, они разом повернули головы, то их взорам предстал не кто иной, как Дмитрий Иванович Деменев, оказавшийся проездом в Харькове и решивший в ожидании своего поезда покататься по городу! Как следствие, последовала непродолжительная немая сцена со всеми положенными ей атрибутами, а затем мгновенно переполнившие бывших однополчан положительные эмоции хлынули наружу, и в результате надежный проверенный трамвай едва не сошел с рельсов!..

А вот с Сережей Поздняковым Овечкину долгое время увидеться не удавалось. Из-за приличной разницы в возрасте снайперов, к маю сорок пятого ставших практически единым целым, демобилизовали в разные сроки, и по закону подлости так вышло, что они перед расставанием даже не обменялись адресами. Андрей, вернувшийся домой гораздо раньше, несколько лет потом разыскивал Сергея, наводя справки везде, где только можно. Со своей стороны, Набойченко ему в этом помогал по мере сил. И, наконец, свершилось – седьмого ноября 1950 года Андрей прижал к своей груди Сергея на перроне Белорусского вокзала столицы!

Конечно, оба ударились в воспоминания, которым не было ни края, ни конца. И на исходе вторых суток почти непрерывных разговоров друзья вспомнили, как они летом сорок третьего в составе батальона освобождали провинциальный городок и выкуривали фашистов из различных зданий. Овечкин теперь уже со смехом и чрезвычайно красочно живописал тот эпизод, когда Сережа под пулями фашистов, засевших на пожарной каланче, нарезал петли посередине улицы. Поздняков с улыбкой слушал друга, не перебивая. А затем шутливо попрекнул старшину запаса в том, что пока остальные хлопцы бегали и ползали, освобождая баню, он (Сергей), послушавшись Андрея, едва не превратился в памятник брандмейстеру возле стены «пожарки»! На что Овечкин расхохотался от души и вдруг, внезапно посерьезнев, выразил надежду, что двое немцев, дравшихся в бане с переодетым в советскую форму эсэсовцем (фамилию которого Андрей уже позабыл), остались живы и не умерли в плену от болезней. Сергей Сергеевич, хорошо помнивший, что произошло тогда, с ним согласился. Друзья минуту помолчали, но вскоре снова окунулись в водоворот бесчисленных фронтовых историй. О том, что Гюнтер Хаген и Вилли Кениг еще полтора года назад возвратились к родным, они, естественно, не знали…

* * *