Шепот темного прошлого - Оксана Панкеева

«Слышали мы это, — невесело подумал Кантор, мрачно уставившись в свой бокал. — Неоднократно нам это излагал наш друг и наставник товарищ Амарго. Это что, у вас, алхимиков, стиль мышления схожий? Или я чего-то не догоняю, и подобную глупость сказал бы мне любой человек, знающий суть вопроса?»

— Откуда вы знаете, — резко ответил Кантор, не поднимая глаз от бокала, — что мне было дороже?

— Необратима только смерть, — кратко ответил король. — Все остальное может меняться.

— Не говорите ерунды. Что за дурацкий способ утешать… Но раз уж об этом зашла речь, петь я не буду никогда, и это так же необратимо, как смерть. Если даже таинственные чародеи, умеющие отращивать людям отрезанные руки, расписались в собственном бессилии… Глупо надеяться.

— Возможно, в этом ты прав. Я не силен в медицине, не буду спорить. А вот что касается Огня… Ты никогда не обращал внимания, что в ваших с Ольгой отношениях не последнюю роль играет ее Огонь и ее музыкальные кристаллы? Не задумывался, почему тебе было столь необходимо слушать, как Саэта играет на рояле?

Кантор вздрогнул и поднял глаза.

— Откуда вы… ах, да… бескорыстная горничная из отеля… конечно…

— Отнюдь не бескорыстная, коль на то пошло. Девушка очень талантливая и соответственно оплачиваемая. Так вот к чему я это веду… Твой Огонь не отпускает тебя, постоянно о себе напоминает, зовет, он… просится домой. И вернется, когда ты сам этого захочешь. Очень захочешь.

«А я тебе что говорил!» — обрадованно вскричал внутренний голос. Кантор проигнорировал его восторженные вопли, чтобы король не начал строить предположения по поводу очередной паузы, и одним глотком выпил согревшийся в ладонях коньяк. «Напьюсь, — подумал он. — Нажрусь в стельку, упаду мордой в салат, и пусть тогда его величество хоть посинеет, задавая свои вопросы, дрова на вопросы не отвечают…»

— Вы это изящное рассуждение сами придумали? — поинтересовался Кантор, попытавшись придать своему голосу ироничный тон.

— Вовсе нет. Это сказал мэтр Истран. Ага, растерялся?

— Да нет… Просто… — Мистралиец, который, поняв серьезность сделанного заявления, действительно растерялся, заметался, подыскивая вопрос, способный отвлечь короля от неприятной для Кантора темы. — А что, ваша горничная и разговоры наши подслушивала?

— Нет, с чего ты взял?

— Тогда откуда вы знаете Саэту?

— Я слышал эту историю. Во-первых, мне ее рассказывала доктор Кинг, поскольку как раз в то время, когда эта девушка попала в ее клинику, я там бывал каждый день, навещая Элмара, и беседовал с почтенной мэтрессой обо всем понемногу. А во-вторых, я в этих делах был замешан еще раньше. В те времена, когда граф Гаэтано безуспешно пытался найти свою пропавшую дочь. Кто-то в вашей уголовной полиции высказал предположение, что в столице орудует маньяк, и кто-то порекомендовал ему меня как лучшего специалиста по серийным убийствам. Честно говоря, это неправда, есть специалисты и получше, но дело Потрошителя было чересчур громким и прославило меня больше, чем следует. Однако Гаэтано воспринял рекомендацию серьезно, специально приехал в Ортан, добился аудиенции и обратился ко мне со своим больным вопросом, хотя в то время я уже был королем.

— Вы ему не отказали?

— Меня очень тронуло его несчастье, и я решил, что надо человеку помочь. Я ознакомился с материалами дела, которые граф любезно мне предоставил, поручил своим агентам в Мистралии собрать кое-какую информацию, затем крепко подумал и сделал вывод. Как оказалось, верный, и впоследствии Гаэтано еще раз меня навестил, чтобы поблагодарить и сказать, что я был прав. Поначалу он тоже не поверил… Тогда-то он и рассказал мне о дальнейшей судьбе спасенной девушки. Вот оттуда я все знаю. Ну что, позвать прислугу, чтобы уносили посуду… Приказать подать тебе десерт?

— Мне?

— Сам я сладкого не люблю.

— Да я тоже не особенно.

— Брось, Ольга мне рассказывала про пять порций мороженого. Хорошенькое «не особенно».

— Ну, мороженое — это другое дело. Мороженое — это несбыточная мечта моего детства. Голос у меня обнаружили лет в семь, и, хотя известно, что в подростковом возрасте голос переломается, мороженого меня лишили сразу. Пожалуй, одной из причин, которые помогли мне пережить потерю голоса, было именно сознание того, что теперь я могу свободно есть мороженое… Ну и еще кое-какие мелочи.

— Понятно, — засмеялся король. — Значит, приказать принести мороженого? Сколько? Пять порций хватит или больше?

— Люблю ходить в гости к королям, — невольно улыбнулся Кантор. — Коньяк, мороженое…

— Вопросы неподобающие, — подхватил король. — А если десять принесут, съешь?

— Съем, — без колебаний заявил Кантор.

— Без последствий?

— Может, и с последствиями, но все равно съем.

— Не может быть.

— Очень даже может.

— Спорим, не съешь?

— Ну что вы, ваше величество, моя наглость не простирается настолько, чтобы лепить щелбаны коронованным особам.

— Почему обязательно на щелбаны? Что за примитивизм? Это Жак непременно спорит либо на щелбаны, либо на бутылку, то есть практически задаром. Я так не делаю.

— Что тогда?

— А что бы ты хотел?

— Вы серьезно? — осторожно уточнил Кантор, боясь поверить внезапной надежде заставить любопытного короля раз и навсегда заткнуть бездонную бочку своих вопросов.

— Совершенно серьезно.

— И если я выиграю, вы сделаете все, чего бы я ни попросил?

— Да, но, разумеется, только один раз.

— Рискуете, ваше величество, — уже не так уверенно предупредил мистралиец, чувствуя подвох. Не может быть, чтобы благоразумный и рассудительный Шеллар III так легко проспорил желание, да еще такому нахалу, как товарищ Кантор. — А если я потребую чего-нибудь совсем уж неподобающего?

— Полагаю, смерти моей ты не желаешь, — спокойно улыбнулся король, — и точно уверен, что ночь любви не попросишь ни у моей супруги, ни у меня лично. А в остальном… Ну, возможно, осрамишь как следует перед двумя дворами сразу, и все вокруг хорошенько посмеются, но скорей всего попросишь, чтобы я заткнулся наконец со своими вопросами. Я, в свою очередь, тоже не потребую от тебя ничего такого, что ты нашел бы неподобающим. Ну как? Съешь на спор десять порций мороженого за один присест или поверишь утверждениям моих придворных, что я ненормальный извращенец, и побоишься со мной связываться?

— По рукам, — согласился Кантор, решив, что король все-таки просто не представляет себе, сколько мороженого может слопать человек, фанатично его любящий. Мороженое, а не короля.

— Отлично. Подожди минутку, я пойду отдам распоряжения прислуге, и мы продолжим…

Кантор напряг все свое самообладание и даже не улыбнулся, когда король выбирался из-за стола, как обычно складываясь и раскладываясь при этом. А когда его величество скрылся за дверью, запоздало подумал, а не погорячился ли он все-таки, замахнувшись на такой подвиг, как выиграть пари у короля Шеллара? Хотя, впрочем, никто никогда не слышал, чтобы его величество был любителем и знатоком подобных развлечений, почему он обязательно должен всегда побеждать? Или же товарищ Кантор все-таки крупно ошибся? Ведь никто не знает, что происходит за закрытыми дверями королевских апартаментов… На этом этапе своих размышлений Кантор весело хихикнул, представив себе, как король и его шут обмениваются щелбанами, затем прикинул, кому доставалось чаще, и снова задумался, не свалял ли он дурака в самом деле? Однако когда перед ним водрузили огромную вазу, на которую принесший ее придворный косился с суеверным ужасом, Кантор тут же расслабился. Конечно, его величество маленько смухлевал, тут не десять порций, а не меньше пятнадцати, и придется напрячься, но в лужу мы его все-таки посадим. Чтоб знал, как в Мистралии жрут мороженое. Одно непонятно, как он узнал, что его гость любит поедать мороженое именно вот так — одним большим куском и чтобы по нему растекались, как лава по склону вулкана, янтарные потоки абрикосового сиропа и чтобы был этот кусок усыпан заспиртованными вишенками и апельсиновыми цукатами, но ни в коем случае не орехами! Это надругательство — мокрые раскисшие орехи, плавающие в тающем мороженом…