Рыбы молчат по-испански - Надежда Беленькая

На трамвайной остановке возле Максова дома – темно. Высокие ясени отбрасывают шевелящиеся тени.

У ее ног приземляется сухой лист.

Полная луна стоит над крышей.

Кругом тихо и пусто. Несмотря на утомление, давно уже ставшее привычным, Нина ощущает бодрость и решимость. Она достает мобильник, набирает номер Макса.

– Але! – ее голос в тишине звучит неожиданно громко и возбужденно.

– Привет, – Макс отвечает мягко и немного устало.

– Могу прямо сейчас к тебе зайти, – предлагает Нина. – Я тут недалеко… У метро.

Она смущена. Интонация получалась слишком напористая – от радости и страха.

– Круто… Только понимаешь, я сейчас не дома. В другом городе… Послезавтра вернусь.

– Ладно, – покорно соглашается Нина.

Не отрываясь, смотрит на Максово окно – вон оно, желтый прямоугольник на пятом этаже. Яркий-преяркий желтый прямоугольник – кто-то движется внутри комнаты, задергивает штору. В следующий миг желтый свет гаснет, вместо него вспыхивает мягкое сияние икеевского абажура над кроватью.

– Значит, как-нибудь потом увидимся, в другой раз? – Нинин голос по-прежнему звучит жизнерадостно.

– Да, давай в другой раз… Созвонимся.

Последние слова Макс произносит тихо, чужим голосом.

Он отключился до того, как Нина нажала отбой.

Она долго еще стояла под фонарем, освещающим пятачок асфальта, глядя на знакомое окно – пока не заболела шея, пока не зарябило в глазах.

* * *

Рита, старая университетская подруга Нины, приехала в Москву из Нью-Йорка неожиданно. О Ритином приезде ничего не знала ни сама Нина, ни Юля, ни другие девчонки из их группы, оставшиеся после окончания университета в Москве.

Однажды вечером кто-то позвонил домой – трубку взяла мать – и позвал Нину. Оказалось – Рита. Зоя Алексеевна ее не узнала.

Нина не общалась почти ни с кем кроме Ксении. В те монотонные пасмурные дни, которые настали в ее жизни после разрыва с Максом, она поняла, что человек может сломаться, как хрупкая вещь – скрипка или веер. Это происходит почти незаметно, просто однажды он начинает стареть. Мысли медленно ходят по кругу, как арестанты на прогулке: один неверный шаг влево или вправо – и попадаешь в пространство боли.

Нина училась контролировать свои мысли, удерживая их в русле будничных забот – так тяжелобольной подолгу застывает в удобной позе, избегая неловких движений.

В общем, у нее не было душевных сил кого-то у себя принимать.

Но Рита так давно не приезжала в Москву, они так долго не виделись, что отказаться от встречи Нина не решилась.

– Приезжай, – согласилась она.

– Если хочешь, прямо сегодня могу, – ответила Рита. – Возьму такси – и через час у тебя.

– Отлично! Жду!

И к вечеру высокая, красивая, тонкая Ритка, вылитый Пятый элемент из кино, одетая по нью-йоркской моде во все черное и с маленьким лакированным рюкзачком на плече вошла в Нинину прихожую, обняла ее и поцеловала трижды, по-русски.

И вскоре они уже сидели на кухне, и Рита пила купленную где-то по дороге газировку «Буратино»:

– Ох, до чего же вкусно! В Америке такая, представь себе, есть – только вкус другой! Может, более правильный, но другой, не такой, как у нас, из пластмассовой бутылки.

Нина диву давалась: она и не подозревала, что в московских магазинах до сих пор продается «Буратино» в пластмассовых бутылках и кто-то его любит и покупает.

– Понимаешь, – объясняла Рита, – в Америке можно отыскать что угодно. Есть специальные супермаркеты – их держат поляки и украинцы. И там все, чего только душа пожелает: квашеная капуста, черный хлеб, соленые огурцы. Но только все какое-то странное. Вкус не тот.

– Хуже?

– Лучше. Но не тот – и все тут. Мне лучшего не надо, мне надо, чтобы было так, как я привыкла. Бородинский хлеб – значит, пусть будет наш московский бородинский, с тмином и черной корочкой. Огурцы соленые – чтобы без капли уксуса.

– Неужели у вас с уксусом?

– А непонятно, – Рита с удовольствием откусила соленый огурец, который Нина выловила из банки. – Непонятно. На вкус кажется, что уксус есть, а они клянутся, что нету.

– Может, – улыбнулась Нина, – это и есть ностальгия?

– Что ты, Нин, – неожиданно Рита стала серьезной. – Какая там ностальгия! Будто ножом отрезало: была Россия – и нету. Наоборот: здесь ностальгия по Нью-Йорку. Во сне его вижу, мечтаю поскорее вернуться.

Они помолчали.

Рита жила в Нью-Йорке восьмой год. Она уехала в Америку еще в то незабвенное время, когда брак с иностранцем считался для женщины неотъемлемой составляющей успешности. Большинство студенток-немосквичек, всю юность мечтавших о столичной жизни, окончив университет, в Москве задерживаться не пожелали и разъехались по разным странам, кто куда. То же самое случилось и с Ритой, хотя Нина точно знала: это была не карьера, не обязательная программа, а настоящая, большая любовь.

Выйти замуж по расчету простодушная Ритка не согласилась бы никогда.

Поступать в московский университет она приехала из Сочи. С Ниной они подружились еще до начала учебы, на вступительных экзаменах. На последнем экзамене анемичная Рита так переволновалась, что ее рвало желчью в женском туалете, и Нина отвезла ее в общежитие на такси. Потом вместе сидели на лекциях, в библиотеках, вместе ездили на стажировку в Испанию, вместе мечтали остаться на кафедре и защищать диссертацию. Но, получив красный диплом, Рита мгновенно подыскала себе какую-то работу в другом городе и вскоре вышла замуж за испанца, ученого-биолога, с которым уехала в Америку, вызвав громадный интерес Нининого отца, в тайне мечтавшего об иммиграции. Ее брак, в отличие от многих других скоропалительных браков русских девушек с иностранцами, оказался счастливым: в Нью-Йорке Рита прижилась и утратила всякую связь и с Сочи, и с Москвой. Приезжала всего дважды – один раз за какими-то документами, в другой раз хоронить отчима.

– Ну а ты? – спросила Рита у Нины. – Как сама-то поживаешь? Мама твоя сказала по телефону, все время работаешь. Неужели кафедра отнимает так много времени?

– Не кафедра… – замялась Нина.

– Да? А может, и не работа вовсе, а что-то другое?

– Работа, работа.

– Ну вот, а я думала, личная жизнь…

– Про личную жизнь я тебе потом расскажу, – помрачнела Нина. – Сейчас только работа. Не совсем обычная, правда. Я о такой никогда не мечтала.

– Что же это? Даже интересно…

– Ничего интересного, по большому счету. Работаю переводчиком при испанцах, которые усыновляют в России детей, вот и все…

Нина умолкла, заметив неожиданную реакцию Риты: та застыла, уставившись на нее в изумлении.