Скажи ее имя - Франсиско Голдман

Франсиско, сказала она, я выходила замуж не для того, чтобы скучать одной внутри дерева.

Конечно нет, mi amor! — я обхватил ствол руками и прижал губы к грубой, замерзшей коре.

Мое ухо зажило; казалось, Аура спустилась с дерева в середине той ночи, чтобы излечить меня волшебным поцелуем, или мне помог ее лечебный шампунь. Во всяком случае, ухо выглядело даже более гладким и молодым, чем неповрежденное, словно покрытое новым слоем нежной детской кожи, за исключением зарубцевавшихся, еле заметных мелких шрамов по краю ушной раковины. Мне сразу вспомнились большие красивые уши Ауры, и я подумал, что к этому моменту уже родилась бы Наталия, тоже с большими красивыми детскими ушками.

Спустя пару дней из страховой компании девочки-подростка, сбившей меня на машине, пришел чек на семнадцать тысяч шестьсот двенадцать долларов.

29 января я проснулся перед рассветом и обнаружил рядом с собой Ауру: растянувшись на нашей кровати, она была почти невидима, чуть светлее окружавшей меня темноты, но это был ее силуэт. Я сплю? Это тоска? Или это из-за книги, которую я читал весь предыдущий вечер, написанной психиатром, изучавшим выживших в смертельно опасных ситуациях. То, что я испытал после аварии, соответствовало рассказам других очевидцев, некоторые детали многократно повторялись в их показаниях, некоторые пересекались с моим собственным опытом, все это делало довольно убедительным предположение психиатра о существовании мира духов, параллельного нашему миру. Возможно, книжка и была вздором, но наводила на размышления.

Ты пришла из того дерева? — спросил я Ауру.

Нет, сказала она. Mi amor, это игра воображения. Бедняжка. Она засмеялась. Зачем мне жить в дереве в разгар зимы?

Значит, это тоже мое воображение?

Нет, это действительно я. Конечно нет.

Аура, ты клянешься?

Да, mi amor, это я.

Я не понимаю. Если ты можешь приходить ко мне, как сейчас, то почему не приходишь? Мне так одиноко без тебя.

Нам нельзя приходить так часто, сказала она. Если я все время буду рядом, то превращусь в привидение, а я не хочу становиться привидением. Они страдают.

Разумно, сказал я. И действительно подумал, что это разумно.

Мне столько всего нужно было у нее спросить. Только представьте себе. Но прежде чем я успел что-либо произнести, Аура сказала: Фрэнк, я пришла сегодня, потому что мне нужно, чтобы ты кое-что сделал для меня. Я хочу, чтобы ты полетел в Париж и нашел мою маму.

Твоя мама в Париже?

Но Аура исчезла, растворилась в воздухе, растаяла в свете прохладного раннего утра.

Я немедленно написал Браси и попросил его выяснить, не в Париже ли мать Ауры. Он ответил мне в тот же самый день, уверив меня, что мать Ауры в Мехико. Этим утром он видел ее в Национальном университете.

В недели после несчастного случая я читал один новый роман: он был представлен как книга об и сентября, ужас тех событий и их катастрофические последствия становятся причиной расставания главного героя и его потрясенной жены, которая, оставив мужа в Нью-Йорке, уезжает с ребенком в Европу. Это книга об одиночестве, она повествует о депрессии героя, но ближе к концу, когда ему удается вернуть жену и ребенка, в его жизни появляется просвет. Они едут в отпуск на тропическое побережье, где герой увлекается бодисерфингом и пытается уговорить жену последовать его примеру. Он уверяет, что это несложно. Когда грозная волна надвигается на него, он говорит: «Вот так… просто оттолкнись», — поднимает руки, опускает голову и ловит волну, выныривая далеко от берега в абсолютном восторге. Но жена не двигается с места. Ей совершенно наплевать на бодисерфинг. Когда он уговаривает ее поймать следующую волну, она отвечает, что предпочитает просто купаться, и преспокойно уплывает от него на спине.

Какое жуткое, кошмарное совпадение. Догадывался ли автор? Когда он написал, что жена отказалась от предложения мужа и уплыла, понимал ли он, что спас героине жизнь?

Невыносимо думать, что ответ на этот вопрос «да».

Во время свадьбы мы положили на каждый столик одноразовую фотокамеру, но затем оставили все собранные мыльницы в нашей квартире в Эскандоне, они хранились в пластиковом мусорном мешке. Только спустя несколько недель после смерти Ауры я наконец-то сподобился донести их, всего около пятнадцати штук, до фотоателье в Мехико. Я был удивлен, сколько личных и трогательных наших с Аурой портретов оказалось среди почти двух сотен фотографий. Вот мы целуемся, шепчемся за столиком, вот стоим в тени в стороне от всех, прижавшись друг к другу. Казалось, в компанию гостей затесались частные детективы, следившие за нами и собиравшие улики. Каким-то образом эти снимки оказались более интимными, чем сделанные профессиональным свадебным фотографом. Среди этих карточек, отснятых шпионами с одноразовыми камерами, не было ни одной, на которой мне не понравилось бы выражение наших лиц. Меня заворожил снимок, сделанный ближе к концу праздника: Аура стоит спиной к объективу, в ее руках белые свадебные туфли на платформе, она напоминает спортсмена, покидающего поле, обнаженные ступни видны из-под подола, после стольких часов в танце на ее стертых до волдырей ногах видна краска со стелек и даже кровь. Оказалось, что зоркий глаз и быстрая рука, которым довелось поймать мелькнувшую обнаженную ступню Ауры, принадлежали не какому-то везучему любителю, а нашей приятельнице Пии, фотографу, чьи работы выставляются по всему миру. Черно-белая фотография с обложки нашего приглашения на свадьбу — тоже ее работа: приглашения были подарком Пии и ее мужа Гонсало, они сделали этот кадр неподалеку от своего дома на Монмартре. На нем запечатлена Аура от пояса и ниже в зимнем пальто и сапогах, моя нога слева и нежное соприкосновение рук посередине, но соль фотографии в нашей взявшейся за руки яркой тени, падающей на залитые солнцем булыжники мостовой.

Мы начали поиски католического священника, который мог бы провести свадебный обряд, всего за три месяца до свадьбы. Матери Ауры этого очень хотелось, и я думал, что моя мама тоже была бы рада. Прежде всего я стремился умилостивить Хуаниту. Подготовка к свадьбе постепенно вышла из-под контроля. Было много напряженных разговоров о деньгах, разногласий, особенно между Аурой и матерью, которая представляла себе все иначе. Эта свадьба бетонной плитой легла в основание моего долга банку. В той или иной степени мы с Хуанитой разделили расходы. Она пригласила около ста гостей, членов семьи, знакомых и коллег со всей Мексики, мы с Аурой позвали около шестидесяти друзей. В результате набралось более двух сотен человек. Наши организаторы, команда из Сан-Мигель-де-Альенде, устраивавшая свадьбы для иностранцев, заваливали нас идеями, которые, несомненно, подошли бы для обычных праздников и которые мы вынуждены были безжалостно отклонять, стараясь при этом не навести их и Хуаниту на мысль, что я просто не могу себе этого позволить. Нет, мы не хотим, чтобы на нашей свадьбе играли музыканты, которых они всегда нанимают; мы хотим нанять знакомого диджея из Мехико. Мы не хотим фонтаны огня, мексиканский танец с сомбреро или фейерверки. Да, мы хотим живого ослика с бутылями текилы, пристегнутыми к седлу. Да мы хотим, чтобы внутри тента висели вырезанные из бумаги плакаты «Аура и Фрэнк». Это была идея Хуаниты — заказать еще один плакат «Да здравствуют „Ред Сокс“», в память о моем отце. Да, мы хотим мариачи[42]после церемонии и в конце вечеринки. Мы хотим, чтобы текилы хватило до рассвета. Я сказал Ауре, что хочу, чтобы наша свадьба была похожа на кульминационную сцену сельского праздника из «Дикой банды»[43], за вычетом резни. Я дразнил ее, что мы с моими шаферами Саки и Гонсало приедем на свадебную церемонию на лошадях, одетые в традиционные мексиканские наряды, как Стив Мартин, Чеви Чейз и Мартин Шорт в фильме «Три амиго».