Храню тебя в сердце моем - Фиона Макинтош

– Благодарю, – ответил Уинтер, его голос зазвучал более доброжелательно. – Сожалею, что я не узнаю вашу фамилию. Я… ну, дело в том, что я уезжал на войну, а затем довольно поздно вернулся к семье.

– Конечно, – сказал Бен. – Желаю вам всяческих успехов в руководстве «Уинтер и Ко».

– Еще раз благодарю. До свидания, господин Леви.

– До свидания, господин Уинтер. – «Скатертью дорога, Том». Бен позволил себе самодовольную улыбку и отхлебнул чая, не обращая внимания на то, что он был таким же холодным, как сейчас его сердце.

* * *

Их первый день в Париже пролетел так быстро, что его можно было описать только как вихрь цветов, звуков, видов и вкусов. Томми по понятным причинам был измучен и теперь спал под бдительным присмотром старой подруги Мадлен мадам Шарлотты.

Мадам Шарлотта была похожа на толстую наседку, но при этом отлично чувствовала стиль и без тени смущения носила красное в шестьдесят. К ней на несколько недель приехала внучка, Джульетта, двенадцатилетняя девочка была очарована Томми, ей понравилось играть с ним и терпеливо кормить его ужином.

Иди наблюдала, как ее новые знакомые возятся с малышом, пока наконец в восемь он благополучно не уснул, и она почувствовала, что готова уйти.

– Alors, кыш! – фыркнула Шарлотта, махнув Иди и Мадлен рукой, унизанной кольцами с драгоценными камнями.

– Скажи ей, что мы вернемся не позднее десяти тридцати.

Мадлен недовольно толкнула ее в бок, но все же перевела.

– Oui, je comprends, – сказала женщина, кивнув.

Иди обняла мадам Шарлотту, послала воздушный поцелуй Джульетте и позволила Мадлен вывести себя из квартиры на верхнем этаже с видом на Ру-де-Рен в прохладную парижскую ночь. Иди посмотрела на высокое песочного цвета Тонкое здание Османа[4] на левом берегу, где расположен Монпарнас и богема круглые сутки шляется там по барам и кафе. Ее восхищали его элегантные тонкие металлические балконы, обрамляющие снизу высокие декоративные окна и украшающие бледно-желтые стены. На улицах было много людей, и все, казалось, наслаждались прогулкой. Хотя в Лондоне движение на улицах тоже было оживленным, люди просто перемещались из пункта А в пункт В. Париж же двигался в своем неспешном темпе, словно жители понимали, что красоту этого города нельзя портить спешкой. Она довольно вздохнула, глядя на сверкающие фонари, отбрасывающие свет на окна первых этажей и широкий бульвар, на который вышли они с Мадлен. Иди заметила, что американцы, которых легко было выделить, чувствовали себя среди французов на удивление непринужденно, и поймала себя на том, что улыбается, услышав разные акценты английского так далеко от дома.

– Американцы, особенно нищие поэты и писатели, любят Париж, – заметила Мадлен, почувствовав ее интерес. – Я хочу отвести тебя сегодня в «Бобино». – Она подняла бровь. – Очень в тему, как говорите вы, англичане. – Иди рассмеялась, чувствуя, как у нее поднимается настроение. Париж – это была гениальная идея. – Но сначала, – продолжала Мадлен, – я знаю отличный бар, – и заговорщицки улыбнулась.

– В Париже все так и дышит стилем, – восхищалась Иди в «Ла Клозери Де Лила», после того как Кики закончила петь, размахивая измазанной в шоколаде вилкой перед подругой. Было почти десять вечера и холодно, но весна и то, что они были за границей, придавали им сил. Девушки сидели снаружи, не обращая внимания на холод, спиной к окнам кафе, глядя на проходящих мимо парижан, потягивая черный кофе и наслаждаясь пирожными, с которыми, по мнению Иди, все остальные пирожные и рядом не стояли. – Ну вот хоть посмотри на это. Всего-навсего шоколадный торт, но парижане вознесли его до какого-то космического уровня. Я едва решаюсь есть этот изысканный водоворот хрупкого шоколада. Представь, какое требуется мастерство, чтобы вылепить из него скрипичный ключ? Даже крем другой на вкус.

– Взбитые сливки, – ответила подруга, улыбаясь и зажигая тонкую длинную сигарету.

– Золотые и серебряные листья на одном торте! – воскликнула Иди, снова взмахнув рукой. – Как ты могла отсюда уехать?

– Возможно, если бы ты столкнулась с тем, с чем столкнулась я, то поняла бы, как легко мне было все это бросить. Хотя я скучаю по Парижу… теперь, вернувшись сюда и глядя на него твоими глазами. – Она увидела, что выражение лица ее спутницы изменилось. – Нет, Иден, не волнуйся, тебе не придется возвращаться в Лондон одной. Мой дом теперь там, и у нас с тобой большие совместные планы.

– Мы действительно собираемся сделать это, да? – спросила Иди, отправляя в рот последний кусочек вкуснейшего шоколадного торта.

– Мы собираемся открыть «Валентайн», и ты удовлетворишь все запросы сливок лондонского общества… балы, помолвки, свадьбы и все остальное. Ты придумаешь и сошьешь все, что только нужно современной женщине.

– А если мою одежду будешь демонстрировать ты, никто не сможет пройти мимо моего салона.

– Давай-ка выпьем за это. Я хотела бы поднять с тобой по бокалу La Fee Verte, но он был запрещен почти десять лет назад, потому что оказался слишком опасен. Я пробовала его, это любопытный напиток.

– Что это значит?

– Зеленая фея. Абсент. Опасно высокое содержание спирта: говорили, что он может вызывать галлюцинации и влиять на поведение.

– Боже мой. Из чего его делают?

– Из полыни и чего-то там еще. Давай вместо этого выпьем шампанского.

– Хорошо. – Иди заколебалась. – Только совсем чуть-чуть. Я не привыкла к такой жизни.

– Тогда привыкай. Ты будешь пользоваться огромным успехом, Иден. Разве ты не заметила, что каждая женщина в этом кафе разглядывала твою одежду, когда мы вошли?

Иди покачала головой.

– О, пожалуйста, хватит скромничать. Им всем захотелось такую же.

Она усмехнулась.

– Но все они хотели бы быть тобой.

Иди смотрела, как Мадлен заказывает шампанское, параллельно флиртуя с официантом. Он принес два бокала и несколько птифур за счет заведения и подмигнул им.

– За что мы будем пить?

– За новые начинания, Иден. Для нас обеих.

– Безусловно, – сказала она со вздохом, в котором сквозила печаль, которая никогда не исчезнет, но присутствовало и воодушевление. – За новые начинания, – повторила она, и на этот раз ее голос звучал уверенно.

* * *

Они на север ехали в машине Пен, хотя вел Алекс, по проселочным дорогам с высокими живыми изгородями между Уилд-Кент и Саут-Даунс. Он чувствовал запах соленого болота, доносящийся с Певенси-Левелз, и хотя он смутно напоминал о фламандских болотах, где ему часто приходилось стоять по колено в грязи, это был скорее знакомой запах детства.

Алекс вдохнул.