Лекарство для империи. История Российского государства. Царь-освободитель и царь-миротворец - Борис Акунин

Наконец в 1883 году появляется первый рабочий кружок марксистского толка. Его организовали петербургские студенты, целенаправленно работавшие на заводах и фабриках. Руководил группой болгарин Димитр Благоев, поэтому в исторической литературе ее именуют «благоевской». Сами они называли себя «Партией русских социал-демократов» и даже составили «Проект программы» (1884), но партией еще не являлись и особенных организационных успехов не достигли. В 1885 году полиция выслала Благоева на родину (где он создаст-таки партию – но болгарскую). И, тем не менее, благоевцы выполнили очень важную задачу: сформулировали комплекс идей и целей. Первые были привлекательны, вторые – понятны, а это сочетание обладает энергетикой, которая рано или поздно должна была материализоваться.

Вот основные положения «Проекта». С вариациями и дополнениями они будут воспроизводиться во всех последующих марксистских программах:

Попытки создать рабочую партию предпринимались и в последующие годы. Инициатива обычно исходила от интеллигентов, которые искали контакта с рабочими, устраивали «кружки самообразования», кассы взаимопомощи, библиотеки. Выглядело это как новое хождение в народ, но только не в деревенский, а в городской. Движение пока не имело централизованного вида, так что о партии говорить было рано, но понемногу ширилось, распространяясь из столиц в провинцию.

У читателя может создаться впечатление, что муравьиная деятельность нескольких мелких диссидентских групп и оторванных от жизни швейцарских «мечтателей» не заслуживает столь подробного описания на фоне несравненно более крупных явлений и событий эпохи, однако это будет та же ошибка, которую совершила полиция. Она, разумеется, пресекала марксистскую пропаганду, но до поры большого значения ей не придавала, потому что привыкла бояться не «говорунов», а террористов. Время покажет, что правильно подобранные слова – оружие помощнее пистолетов, просто оно медленно заряжается.

В 1888–1889 годах в университетском городе Казань действовал маленький кружок недоучившегося гимназиста Николая Федосеева (он потом покончит с собой в сибирской ссылке). Там собирались студенты, разговаривали о марксизме – и только. Но имя одного из них было Владимир Ульянов. С этого момента начинается его путь в революцию.

Перемены в условиях жизни народа всегда сказываются на его численности, социальной мобильности, миграционных процессах и множестве других параметров. В 1861 году ход российской истории ускорился. Конечно, будет преувеличением сказать, что к середине девяностых годов Россия стала совсем другой страной, но все же для столь небольшого срока метаморфозы были поразительны.

Начать с того, что очень увеличилось население империи. По данным последней дореформенной ревизии конца пятидесятых годов, в России обитало 78 миллионов человек. Всероссийская перепись 1897 года показала цифру в 129 миллионов – это рывок на 60 процентов. Ни одна другая европейская страна не имела подобных темпов прироста.

Объяснялось это не только высокой рождаемостью, сильно превышавшей европейскую (в российской семье в среднем имелось четверо детей), но и некоторым улучшением качества низового медицинского обслуживания – вернее сказать, тем, что оно возникло. Раньше крестьяне, да и городские бедняки лечили себя сами, теперь почти повсеместно появились земские врачи и больницы.

При этом продолжительность жизни оставалась очень низкой. Средний возраст россиянина равнялся 21 году. И четыре пятых не умели читать.

Национальный состав по результатам переписи в точности установить трудно, поскольку людей считали не по этнической принадлежности, а по вероисповеданию. Православные, к которым причисляли и старообрядцев (хоть те к официальной церкви себя не относили), составили 70 процентов. Тут были и русские, и украинцы (в том числе униаты), и белорусы, и представители многих других национальностей.

Рисунок времен переписи 1897 года

Следующей по размеру конфессией был ислам, который, в отличие от христианства, переписчики на ветви не делили. Мусульман насчитывалось почти 11 процентов – эта пропорция сильно возросла вследствие присоединения среднеазиатских ханств.

Далее шли католики (9%), протестанты (5%), иудеи (4%).

Географически население было расселено по-прежнему весьма неравномерно, хоть обозначились некоторые сдвиги. Большинство (94 миллиона человек), как и прежде, обитали в европейской России, но появился густонаселенный среднеазиатский анклав, а также заметно приросла Сибирь, где теперь жили почти шесть миллионов.

Сдвинулся баланс между горожанами и сельчанами. Прежде доля городского населения увеличивалась главным образом на бумаге – как при Николае I, который росчерком пера перевел четыреста сел в разряд городов, и обыватели, не переменив прежних занятий, теперь стали считаться не крестьянами, а мещанами. Ныне же в города массово потянулись вчерашние крестьяне в поисках трудоустройства. Однако и в середине девяностых годов горожан насчитывалось всего шестнадцать с половиной миллионов (13%).

При этом степень урбанизации собственно «великороссов» была существенно ниже среднеимперской. Из десяти крупнейших городов лишь Москва (1 млн) находилась на изначально русской земле, а девять остальных располагались на территориях, присоединенных в процессе роста российского государства: Санкт-Петербург (1,2 млн), Варшава (700 тысяч), Одесса (400 тысяч), Лодзь (300 тысяч), Рига (250 тысяч), Киев (250 тысяч), Харьков (170 тысяч), Тифлис (160 тысяч), Вильна (150 тысяч).

Одной из самых существенных примет нового времени была активная миграция. Народ, веками прикованный к земле и, казалось, приросший к ней навсегда, пришел в движение. Раньше большинство крестьян за всю свою жизнь не отдалялись от своей деревни дальше, чем на десяток-другой верст – максимум до уездного центра. Теперь переезд в другую часть страны стал обычным явлением.