Прекрасные изгнанники - Мег Уэйт Клейтон

Эрнест вел серьезные переговоры с «Парамаунт пикчерз»: они хотели купить права на экранизацию романа «По ком звонит колокол». В середине октября Дороти Паркер, которая, предположительно, должна была заниматься сценарием, приехала в Сан-Валли, чтобы лично пообщаться с Эрнестом. Вообще-то, я думала, что Голливуд не место для серьезных писателей, но мне нравилось ее чувство юмора, и Эрнесту вроде бы тоже, или он просто так говорил, хотя сам считал, что сценарий должен писать кто-нибудь посолиднее, кто-нибудь с cojones. У него у самого, когда дело дошло до прав на фильм, хватило твердости отказаться от ста тысяч долларов.

— По-твоему, этого мало, Скруби?

За весь прошлый год он заработал шесть тысяч долларов.

— Мои друзья на побережье говорят, что они могут дать больше, Марти.

— Смотри как бы не остаться вообще ни с чем.

— Мы с Фридом всегда можем принять предложение «Парамаунт пикчерз», — успокоил меня Эрнест. — Они уже продемонстрировали нам, что очень хотят заплатить сто тысяч, а мы пока не признали, что горим желанием продать им права за эту сумму.

— Но, Клоп, люди иногда меняют свои решения. А вдруг в «Парамаунт» передумают и вообще пошлют тебя подальше? Ты не можешь постоянно держать их на крючке, а деньги, на мой взгляд, хорошие. Да и какие у нас особые расходы? Только на книги.

— И на отдых в таких местах, как это.

— Не говори глупостей, Бонджи, этот отдых не стоит нам ни цента: нас пригласили, чтобы создать репутацию курорту.

— Нам нужен новый холодильник на Кубе, — заявил Эрнест. — Я хочу купить новый бинокль и спальный мешок. А еще, не забывай, надо оплачивать аренду «Финки Вихии», покупать продукты и выпивку.

— Да, счет за выпивку, конечно, солидный, — согласилась я и даже смогла рассмеяться, хотя из-за этой треклятой ангины чувствовала себя просто погано. — Но даже с учетом всех перечисленных расходов от ста тысяч долларов у нас останется куча денег, и мы будем жить припеваючи, даже если никто из нас до конца жизни не будет заниматься журналистикой.

Роман Эрнеста еще не вышел, а в клубе «Книга месяца» уже решили удвоить первый тираж. И в «Скрибнере» тоже по второму разу запустили печатные станки.

— А как же алименты Полин? — не сдавался Хемингуэй.

— Ты серьезно, Клоп? Да получив такой гонорар, ты сможешь до конца жизни спокойно писать романы, платить Полин и позволять себе все, что пожелаешь.

— Выпивка оплачивается отдельно, — пошутил он.

— Да, Бонджи, хорошо, что ты предпочитаешь дешевое пойло, а я вообще могу обойтись без алкоголя.

На следующее утро Эрнест написал Фриду, что, пожалуй, ему лучше взять эти чертовы сто тысяч.

Макс Перкинс прислал Хемингуэю тридцать контрольных экземпляров романа. Первый Эрнест надписал: «С любовью и уважением» — и отправил Скотту Фицджеральду в Голливуд. Потом нанял какого-то паренька, чтобы тот упаковал остальные экземпляры и разослал их нужным людям. Эрнест зачитал мне вслух ответное письмо Фицджеральда, в котором тот признавался, что вещь замечательная и он завидует ему белой завистью. Хемингуэй не мог дождаться, когда в прессе появятся первые рецензии. Звонил приятелям-репортерам и заставлял их читать отзывы по телефону.

Я слушала, как Эрнест радостно переспрашивал: «Да ну? Он так и сказал? Повтори-ка еще раз» — и совал мне трубку, чтобы бедный парень на том конце провода читал все снова, теперь уже для меня.

В отзыве «Нью-Йорк таймс» использовали самый лестный для Эрнеста эпитет — «правдивый» — и назвали роман лучшим произведением Хемингуэя, а в «Сатердей ревью» «По ком звонит колокол» признали лучшей книгой десятилетия.

Бракоразводный процесс с Полин закончился четвертого ноября. Мы позвонили Мэти, чтобы сообщить новости.

Клоп говорил первым:

— Привет, мама! Дело сделано, я готов жениться на вашей чудесной дочери, нам не хватает только вашего драгоценного присутствия. Я организую для вас перелет на завтрашнее утро.

Еще две минуты у них ушло на переговоры. Сошлись на том, что Мэти сама приобретет билет на самолет и будет у нас в среду. Мама решительно заявила, что добраться до Сан-Валли быстрее у нее никак не получится.

Эрнест передал мне трубку, и первое что я услышала, было:

— Марта, ты хоть понимаешь, что делаешь?

— Да, конечно, — бодро ответила я; вопрос Мэти меня совсем не обрадовал, но мне хотелось, чтобы Хемингуэй подумал, будто мы говорим совсем о другом. — Есть ли у меня платье? Костюм у Эрнеста?

— Из разговоров с тобой, когда ты приезжала ко мне в сентябре, и из твоих последних писем я поняла, что ты настроена подождать, — сказала мама. — Мне казалось, что ты решила отложить это событие. С чего это ты вдруг передумала?

Мэти положила трубку — будь проклята эта междугородняя связь! — и перезвонила спустя минуту, чтобы зачитать мне отрывки из моих же писем.

Я чувствую, что попала в ловушку. Я предпочла бы помолвку, но не брак. Я боюсь того, к чему может привести мой брак с Эрнестом.

— Ты сетуешь, что у тебя нет личной жизни, что ты вынуждена делать то, что нравится Эрнесту, но тебе самой этого не хочется. Пишешь, что для тебя нет ничего важнее, чем получить от «Кольерс» задание поехать в Китай. Но если они решат отправить тебя в командировку, то разразится грандиозный скандал, потому что Эрнест категорически против. Это твои собственные слова, Марти. Что, разве не так?

Так-то оно так, но… Не спорю, я действительно хотела, чтобы все закончилось помолвкой. Быть помолвленной для меня — это все равно как быть вечно молодой. Я не знала, смогу ли жить в браке. И писала Мэти, что люблю Эрнеста, но не уверена, что смогу быть его женой.

Однако все эти письма были написаны еще до того, как Хемингуэй посвятил мне роман «По ком звонит колокол».

— Да, конечно, Мэти, мы подождем, пока ты не приедешь, — сказала я.

Мне совсем не хотелось, чтобы Эрнест уловил хотя бы намек на то, что говорила мне мама, или узнал, о чем я писала ей в письмах.

— Мы можем провести церемонию дважды, — предложил Эрнест, когда я повесила трубку. — Быстренько зарегистрируемся сегодня днем, а когда приедет твоя мама, притворимся, будто этого еще не делали, и распишемся еще раз.

— Клоп! Что за ерунду ты городишь? Так никто не делает!

— Ну и что? А мы сделаем. Давай прямо сейчас позову Купера и попрошу его оказать нам честь и стать свидетелем.

— Бонджи, перестань.

— Вообще-то, твоя мать уже могла бы быть здесь.

— Интересно как? Перенестись по мановению волшебной палочки? Она же узнала обо всем только минуту назад.

— Ну, она могла бы приехать заранее. Приезжала ведь она к нам на Кубу.

— Все, успокойся уже.

Эрнест еще немного поворчал, но в конце концов согласился подождать Мэти. Однако у меня было такое ощущение, будто я не разрешаю ему открыть рождественский подарок до наступления Нового года.