Исцеление в жизни и смерти - Стивен Левин

Каждый раз, когда мы отпускаем привязанности, мы принимаем своё рождение и облегчаем свою смерть.

Внимательно созерцая каждое такое мгновение, мы позволяем происходящему быть таким, какое оно есть, не прилагая ни малейшего усилия и не чувствуя потребности что-либо менять, и, выходя из размышления, замечаем мысль, этот пузырь, плывущий в обширном просторе внимания, хрупкий пузырёк, в котором отражаются мир наших мечтаний и окрестности ума.

Каждый раз, когда мы отпускаем мысли, это определяет наш отклик на следующую возникающую мысль. Каждый раз, когда мы отпускаем страх, это определяет следующее переживание испуга. Каждый раз, когда мы позволяем ощущениям пребывать в теле, наполненном вниманием, разрешая им возникать и отпуская их, это определяет следующий опыт боли или душевного дискомфорта.

Каждый раз, когда мы отпускаем привязанности, ум/тело наполняется исцелением.

Когда вы изучили момент отпускания с той же чуткостью, что и дыхание, мышление, чувство, ожидание и разочарование, можно развивать качество отпускания дальше, преобразуя его в более глубокое чувство принятия того, что есть, в чувство самого бытия.

На этом этапе, когда мысли превращаются в размышления и ожидания обращаются в планы и представления, вниманию, когда оно замечает эти состояния, следует основательно их изучить.

Если некая мысль или чувство продолжает возникать после того, как это состояние много раз отпускали, чтобы вернуться к дыханию, вниманию следует полностью отказаться от наблюдения за дыханием и напрямую войти в это состояние, чтобы тщательно изучить его динамику и плотность, его непрестанно меняющиеся свойства, его течение. Прочно установив внимание в настоящем, в ощущениях дыхания, человек обретает способность изучать игру теней, возникающую в текущем мгновении. Если какое-либо воспоминание, чувство, желание, нить мысли раз за разом увлекают внимание прочь от дыхания, следует полностью направить внимание на течение этого процесса, чтобы раскрыть его природу во всей её глубине и позволить себе познакомиться с этим процессом – что облегчает отпускание.

Если ум, отпустив наблюдение за дыханием ради изучения процесса, в данный момент занимающего тело или ум, начинает отклоняться от своего нового предмета сосредоточения, блуждая и теряясь в каталоге своих насущных проблем и давно минувших дней, нужно отметить характер такого блуждания и, с чуткостью отпустив его, снова вернуться к ощущениям в ноздрях, чтобы возвратиться к настоящему моменту.

Когда внимание замечает, что пребывать в навязчивых мыслях или чувствах может быть не менее трудно, чем в ускользающем дыхании, это побуждает его принимать происходящее таким, какое оно есть, проявляя максимальную возможную осознанность. Осознанность дыхания становится основой для нашего присутствия в настоящем мгновении, и тогда всё, что проникает в ум или тело, воспринимается с милосердием и уважением.

Тогда мы не сражаемся с умом, пребывая в рассеянности, и не боремся за то, чтобы сохранять сосредоточенность на дыхании, но, напротив, открываемся всему, что возникает, в самый миг его зарождения. Каждая секунда, внутри которой нечто зарождается и угасает, воспринимается из того, что пребывает за пределами рождения и смерти, – самим сознанием, которое расширяется миг за мигом.

Снова и снова возвращаясь к дыханию, чтобы вступить в настоящее – такое, каким оно является, мы созерцаем, как содержание ума пребывает в том, что бессмертно, избавлено от страдания, в самой целостности. Мы не путаем объекты внимания с самим вниманием. Мы исследуем всё, что возникает, в его естественной форме, с невозмутимым умом и открытым сердцем.

Когда мы неусыпно наблюдаем за дыханием в области ноздрей, за тончайшими движениями при вдохе и выдохе, за намерениями, шёпотом проносящимися на заднем плане, становится возможным различить малейшее движение в любой области ума/тела. Когда развивается безоценочное внимание, все предметы исследования становятся равноценными, каждый получает возможность полноценно проявиться и раствориться в невовлекающемся внимании.

Когда осознание протекающего процесса углубляется без цепляния за определённое представление или попыток ускорить исцеление, естественным образом возникает понимание и чувство благополучия. В милосердной мягкости, в готовности быть, ясно воспринимающей дыхание и без оценок позволяющей уму проявляться так, как он пожелает, мы исцеляемся на глубине, которая прежде была недоступной.

Тогда в тонком шёпоте ума мы распознаём намерение, предвосхищающее любое движение тела, любое действие в мире. Видя стремление почесаться, влекущее за собой собственно почёсывание, мы получаем возможность осознать те сигналы ума, которые стоят за каждым действием. Намерение, этот посредник между стремлением и непроизвольной деятельностью, становится явным в момент его зарождения – мы слышим, как оно готовится что-то произнести. Склонность к бессознательному реагированию разрушается в ясном свете отпускания и внимания, стремящегося только к настоящему.

Пробуждаясь от автоматизма своей жизни, от постоянных вспышек, направленных то внутрь, то вовне, ума в теле, ума в мире, возможно, мы даже уловим проблеск того, на что указывает традиция дзен своим парадоксальным вопросом «Каким было твоё лицо до рождения?»

Наблюдая за вечным становлением ума, пребывающего в этом пространстве постоянного бытия, мы разрушаем свою зависимость от ложного отождествления с собственным страданием и воспринимаем жизнь в момент её проявления, в бессмертной природе подлинной реальности.

На пути исцеления проявляются различные качества, которые препятствуют и мешают вниманию и милосердию непосредственно взаимодействовать с областью травмы или болезни. Когда мы направляем внимание на своё страдание, оно наталкивается на глубинные склонности к привязанности, которые поддерживают боль и не позволяют исцелению или утешению соприкоснуться с ней. Эти препятствия подкрепляют неразрешённые проблемы, присутствующие в уме, омертвелые области тела, которые сформировались за долгие годы непроизвольного отстранения от неприятных вещей. Они усиливают ложную идентичность, которая заставляет нас совершать гневные выпады или раболепствовать из страха, заблуждение ума, которое преграждает путь к сердцу и ограничивает наше исцеление.

Однако когда мы начинаем воспринимать препятствия как благоприятную возможность для практики, к нам приходит понимание того, что в буддийской традиции подразумевается, когда говорится: «Чем больше препятствие, тем великолепнее просветление». Тогда болезни и травмы видятся как прекрасные возможности для обретения свободы.

В любой области, где присутствуют неприятные ощущения, будут возникать препятствия. И преграды на пути к сердцу становятся до боли очевидными. Болезни и неприятные ощущения обладают способностью выводить на поверхность явления, которые долго подавлялись, которые в буддизме называют клешами или самскарами, самыми глубоко укоренёнными склонностями, которые в скрытой форме таятся под поверхностью нашего обыкновенно уплощённого поля внимания. Именно по этой причине установление непосредственной связи с неприятными ощущениями и болезнью способно открыть нам глубочайшие уровни исцеления.