Исцеление в жизни и смерти - Стивен Левин

Развивая милосердие, мы начинаем замечать, какую боль причиняет человеку состояние гнева; и это служит нам напоминанием о том, что необходимо проявить мягкость, с чуткостью относиться к возникающей злости. Тогда мы осознаём, что не обречены на то, чтобы некрасиво реагировать, в порыве эмоций захлопывая сердце от себя и от мира. Чувствуя мощь ненасилия, мы начинаем откликаться на свои проявления, как отвечали бы испуганному ребёнку – с ещё более глубокой добротой и заботой.

Нас научили, что с гневом можно справляться лишь двумя способами. Первый способ – реактивно подавить его. Другой состоит в том, чтобы реактивно выплеснуть его. Однако оба способа являются формами привязанности к гневу. Для одного из них характерно отчуждение от гнева, для другого – цепляние за него. Ирония в том, что при исследовании гнева мы замечаем, что, сколько бы мы ни проигрывали это чувство, позволяя ему излиться, мы никогда не ощущаем, что надолго от него избавились. Силы покидают нас до того, как удаётся полностью устранить гнев. Мы не способны справиться с этим чувством – ни подавляя, ни проявляя его. Непроизвольное проигрывание эмоции гнева лишь продолжает порождать ещё больше гнева.

Здесь давайте отметим, что при этом существует весьма эффективный способ работы с подавленным гневом, который подразумевает его осознание. Люди, которым трудно взаимодействовать со своим гневом, могут различными способами его пробуждать – скажем, можно бить подушку или кричать; подобные методы умело применяют такие великолепные терапевты, как наша старая подруга Элизабет Кюблер-Росс. Поскольку исцелиться можно лишь от того, что вы в себе приняли, некоторым людям нужно выводить на поверхность такие состояния, как гнев, чтобы наконец напрямую с ним соприкоснуться. Это техника, которую нужно применять очень осторожно, чтобы гнев, вышедший на поверхность, можно было исследовать, не отождествляя его со своей самостью. Как и любая другая техника, включая медитацию, этот метод может превратиться в ловушку, если, обнаружив скрытые содержания своего ума, человек ошибочно принимает их за свою истинную природу. В таких случаях ошибочного отождествления может случиться, что человек начнёт выступать за войну, а не раскрывать в себе мир. Только самый невозмутимый терапевт способен помочь пациенту выявить свой гнев так, чтобы тот не попался в ловушку отождествления с его проявлением, ведь проявленный гнев может ненадолго освободить человека от этой болезненной эмоции, но при этом создаёт возможности для его возникновения в будущем.

Исследуя природу гнева, мы понимаем, насколько неразумным может быть его подавление. Когда мы заталкиваем гнев в себя, он накапливается за пределами обыденного поля внимания. Гнев может влиять на вас, но вы больше не можете влиять на него. Он движет вами, мотивирует вас, делает за вас выбор, но вы не можете понять, «кто» правит бал, ведь гнев вытеснен и находится за пределами сознательного уровня. Тогда мы видим, что не можем полностью выплеснуть наружу это чувство; и точно так же замечаем, что не можем в полной мере его подавить. Мы всегда готовы взорваться или внутренне закипеть. Мы почти не присутствуем в настоящем.

Так мы начинаем осознавать, что в случае гнева и других тяжёлых состояний существует третий путь. Вместо того чтобы подавлять эти чувства или выплёскивать их, мы можем разрешить им спокойно пребывать в поле внимания. Мы можем начать освобождать для них пространство, чувствовать их текстуру, их голос, их склонности. Мы начинаем изучать природу гнева как такового, когда больше не захвачены своим гневом. Да, чтобы дать пространство гневу, требуется мужество. Требуется принятие, которое, что весьма любопытно, диаметрально противоположно гневу. Гнев и страх являются сильными реакциями отвращения. Принятие – это доброжелательный отклик. Благодаря самому акту принятия гнева последний начинает растворяться, позволяя нам прикасаться к привязанности на всё более и более тонких уровнях. Принятие срывает с гнева маску и даёт вам возможность взглянуть ему прямо в лицо. Оно позволяет гневу возникать и проходить. Я видел, как у некоторых людей во время занятий медитацией одежда становилась насквозь мокрой от пота, когда они встречались с глубинной магмой своего бессильного гнева, просто пытаясь присутствовать в настоящем, вдох за вдохом, осознавая, что, если вынести этот подземный огонь на поверхность, он может осветить нам путь.

Когда мы замечаем, что гнев не является целостным и неделимым состоянием ума, и начинаем переживать процесс его развития – раздражение, которое резко переходит в сильное желание, из которого возникает чувство покинутости, нехватки, жалости к себе, праведности, гордости, агрессии, непонимания, которые снова переходят в жалость к себе и гордость, можно начать задаваться вопросом: «Какое из этих состояний является гневом?» Взаимодействуя с гневом, а не отстраняясь от него, мы замечаем, что на самом деле это чувство является процессом.

В ходе исследования раздражения мы замечаем присутствие определённых проявлений стресса, наполняющего ум/тело. Некоторые реагируют на стресс гневом, другие – страхом. Когда мы отчётливо видим каждое состояние, миг за мигом увлекающее за собой сознание, мы можем разорвать автоматическую цепь событий старого ума. Мы получаем возможность немного дольше пребывать в самом бытии, в пространстве, где разворачивается гнев, не увлекаясь содержимым этого состояния. Мы не впадаем в ошибочное отождествление с гневом, напротив, мы осознаём напряжённость, присутствующую в пространстве и пронизывающую нас. Гнев или страх – это неизбежные импульсы старого ума, которые, если за ними тщательно наблюдать, начинают утрачивают свою силу. Осознавая хорошо сцепленные и глубоко запечатленные звенья в этой цепи действий и реакций, мы понимаем, насколько естественно присутствие в нас гнева. Он столь же естественен, как скрытое раздражение, скрытое желание. Однако, когда мы понимаем естественность гнева, когда мы больше в изумлении не отшатываемся от него, мы видим, что каждый миг проявления гнева – это возможность для практики, для осознанности и милосердия. Так, понимая, что, возможно, мы будем злиться ещё тысячу раз, при следующем проявлении гнева мы отнесёмся к нему так, как Миларепа – к жестоким существам у входа в его пещеру; мы пригласим гнев войти, чтобы лучше с ним познакомиться. «Выпей чаю. Чувствуй себя как дома. Погрейся у огня». Тогда гнев может свободно пребывать в поле сознания. И мы, возможно, разозлимся уже не 10001 раз, но только 9999. Каждый раз, когда мы осознанно откликаемся на какое-то событие, а не реагируем на него импульсивно, мы облегчаем ношу, лежащую на наших плечах, и уменьшаем инерцию старого ума. Каждый раз, когда мы вступаем во взаимодействие с гневом, а не убегаем от него, он лишается своей магнетической силы. Он теряет свою соблазнительность, свой автоматический и навязчивый реактивный характер, который очень часто провоцирует на действия.

Я помню, как однажды разглядывал объявление о «Десяти правилах практики», что висело на стене монастыря. Одно из правил гласило: «Не злись». Тогда я подумал: «Здесь точно никто не достигнет просветления». Действительно, как человек может достичь освобождения, если он исключает хотя бы одну вещь из своего исследования? Когда кто-то говорит вам «не злись», это значит, что гнев не должен возникать. Требуется отточенное чувство равновесия, чтобы позволить гневу присутствовать, не становясь им, однако реагировать на гнев со страхом – значит только усиливать прежние установки. До тех пор, пока человек не примет гнев наряду со скукой или беспокойством в самое сердце осознанности, неожиданные проявления гнева неизменно будут повергать его в смятение. Нам внушили очень сильную установку, что нельзя проявлять гнев; обычно мы усваиваем её от человека, который на тот момент сам был разозлён. Мы взращиваем в себе бессердечность и со злостью осуждаем гнев. Тяжесть сгущается: мы превращаемся в жертву насилия и в обидчика.