Ты теперь моя - Елена Тодорова

Необдуманно вдыхаю и тотчас задерживаю дыхание.

— Привет, — выдыхаю медленно и незаметно, создавая иллюзорную видимость того, что ничего необычного с нами сейчас не происходит.

Не собираюсь отступать, чтобы впустить его внутрь.

Я спокойна. Словно Саульский не был для меня всем миром. Будто я не носила под сердцем его ребенка, а сейчас — не кормлю грудью, не качаю одинокими ночами на руках, бездарно не пою колыбельные. И словно бы не я бесконечно вспоминаю тот самый год, который нас изменил.

— Что-то срочное, Ром? Мне сейчас не очень удобно…

На этих словах взгляд Саульского соскальзывает с моего лица вниз. Узрев пижаму, он без слов нахрапом проталкивает меня в квартиру.

— Я не приглашала… — только и успеваю возмутиться.

Когда Саульский захлопывает дверь и без всяких церемоний припечатывает меня к стене, по телу электрические разряды проносятся. Выразительной, горячей и колючей дрожью взлетают вверх по груди и искрами осыпаются.

— Ну, привет… Привет, мурка моя Юлька.

Он твердый. Он весь, будто скала. Мне знакомы эти ощущения, и вместе с тем мое тело вроде бы только сейчас их вспоминает. Сумасшедший отклик дает. Не скроешь.

— Рома, что ты делаешь? — сиплю севшим голосом, когда его рот влажно припечатывается к моей щеке.

Изначально он целился в губы, и если бы я не отвернулась, случился бы тот самый поцелуй, о котором так отчаянно мечтает мое глупое израненное сердце.

— Зачем ты пришел? — чтобы избежать одуряющего контакта, вытягиваясь на носочках и задирая подбородок выше, рвано хватаю губами воздух.

— За вами.

О том, что у Саульского нездоровое желание мною обладать, я, конечно, в курсе. Но что он подразумевает, когда говорит «за вами»?

Боюсь надеяться. Страшно даже мысль подобную допустить. Знаю, как потом может быть больно.

— Рома… Перестань…

Но он с сумасшедшей страстью целует уже шею. Пробует. Вспоминает. Наверняка следы оставляет. Меня от этих грубых и таких знакомых ласк фейерверками разрывает.

— Рома… Отпусти…

Не отпускай… Держи крепче…

— Юля… Юлька…

— Рома…

Внутри меня словно тухнет и вспыхивает электричество. Пробки выбивает и врубает. Паузы занимают микросекунды, но перепады в ощущениях такие резкие — меня трясет, как на электрическом стуле.

— Юля…

— Доблый день!

Момо не выговаривает «р» только если сильно волнуется. И я могу ее понять. Мощная фигура Саульского кого угодно заставит нервничать.

Он неторопливо поворачивается на источник звука. Бегло оценивает и возвращает взгляд ко мне.

— Это что еще за Мао Цзэдун?

— Рома!

Негодуя, с облегчением отмечаю, что он позволяет, наконец, себя оттолкнуть.

— Мао Цзэдун был китайцем, — тщательно проговаривает моя японская подруга, ни на миг не прекращая улыбаться. — Момо — чистый японец, — тычет большими пальцами себе в грудь.

— Понятно. Как Toyota.

— Саульский! — восклицаю еще более возмущенно.

Момо лишь растерянно хлопает глазами.

— Не обращай внимания, милая. У Ромы дурацкое чувство юмора.

— А-а-а, — тянет та, поднимая вверх указательный палец. — Не умеет шутить! Момо умеет, — взмахнув руками, смеется. — Момо всегда весело!

— Познакомься, Саульский. Момо — моя подруга, — по какой-то причине не хочу говорить, что она помогает мне с ребенком. Не хочу навязывать ему ничего, что связано с Богданом. Глубоко вдохнув, окончательно в себя прихожу. — Момо, дорогая, это Рома. Мой бывший муж.

Озвученный статус у Саульского ожидаемо вызывает неприятие. Напряженно двигая челюстями, он щурит глаза.

— В какой момент я стал бывшим, Юля? Официально ты все еще моя жена. Всегда была. И навсегда ею останешься. Так понятно? Или я должен выражаться еще конкретнее?

— Официальная информация, Саульский, — всеми силами стараюсь не цепляться за вспыхнувшие вместе с его словами надежды. — Сейчас меня зовут Юлия Палеха. А ты — вдовец, Рома.

— К херам такую информацию. На, читай, — всучивает мне тонкую папку, которую, вероятно, швырнул на тумбочку, когда только вошел в квартиру, и проходит без приглашения дальше.

Оглядываясь, не скрывает недовольства.

— Рома тоже остается на обед? — с радостным возбуждением суетится Момо.

— Нет, — резко отсекаю я. Но быстро смягчаю голос ради подруги. — Рома не любит японскую кухню.

— А кар-тош-ку? Любишь?

Скрипя зубами, натыкаюсь на тяжелый взгляд Саульского.

— Кар-тош-ку — за милую душу.

В поисках хоть какого-то баланса, демонстративно поворачиваюсь к нему спиной. Раздраженно извлекаю из папки документы и растерянно замедляюсь. Ослабевшими пальцами неловко открываю паспорт. Саульская Юлия Владимировна.

Черт возьми…

Однако свидетельство о рождении Саульского Богдана Романовича взвинчивает все во мне в разы сильнее.

Откуда?

Имя, дата и место рождения — все сходится.

— Откуда? — оборачиваясь, едва слышно спрашиваю я.

Взглядом прожигаю.

Его способы урегулирования проблем ужасно злят. Не вышло договориться, пошел и взял желаемое силой.

— Откуда, Рома?

— Юлька, — покровительственным тоном отзывается он. — Не только ты умеешь договариваться с Макаром. Кроме того, он был мне должен. Ты просила его не трогать? Я тебя услышал.

— Прекрасно, — цежу сквозь зубы. — Момо, угости, пожалуйста, Рому чаем. Я оденусь и вернусь.

Не успеваю я облачиться в легкий домашний костюм, как в дверь снова звонят.

И это снова не Рита. Смиренно пропускаю в прихожую обеспокоенного Макара.

— Привет. Как вы? — выпаливает скороговоркой. — Я тут это… Сауль…

— Я в курсе. Он здесь.

— Чё, правда?

Мы оба умолкаем, так как из кухни выступает сам Саульский.

— Хм, Макар, — склоняя голову, он умышленно выдерживает паузу. — Не стоит от меня же мою жену защищать.

— Я вообще так… В гости, на чай зашел. Сейчас Полина спустится.

— Полина — девушка Чар… Макара, — поясняю я, чтобы хоть как-то притушить напряжение. — Та самая, которая живет в этом доме. Выше на два этажа.

Вместе с Полиной появляется и Рита. Они обе влетают в квартиру, привнося в подавляющую тишину много шума.

— Ой! — вскрикивает Савельева. — Прости. Я громко, да? Богданчик спит?