От шелка до кремния. 10 лидеров, которые объединили мир - Джеффри Гартен

После смерти Тэтчер мнения мировой общественности о ее вкладе разошлись. Тэтчеризм называли одновременно «самым популярным и успешным способом управления страной»[365] той эпохи и «культом алчности»[366], который скорее сковал, чем освободил человеческие умы. Каким бы ни был вердикт, ни у кого нет сомнений в том, что она была самым сильным премьер-министром Британии со времен Черчилля и что она изменила культуру и темперамент нации на многие поколения[367]. Лучше всего об этом сказал ее официальный биограф Чарльз Мур: «Многие думают, что она спасла Британию, многие — что она ее уничтожила»[368].

* * *

В то время, когда Тэтчер стала премьер-министром, социализм с его доктриной национализации предприятий, всеохватывающего госрегулирования и центральной роли профсоюзов в жизни общества строился уже на протяжении многих лет. Начало было положено несколькими событиями: революцией 1917 года в России, которая проповедовала крайнюю форму социализма — коммунизм; усилением роли государств, вынужденных вмешаться в дела терпящей крах экономики во время Великой депрессии; необходимостью государственного управления отраслями экономики во время Второй мировой войны и необходимостью участия правительств в восстановлении своих стран после Второй мировой войны. Столь долгий период активного вмешательства государства в национальную экономику породил взгляды, одобрявшие усиление правительственного контроля над торговлей, и стал причиной формирования закрытого общества. Тэтчер сломала эти преграды, и мощный торговый и денежный потоки устремились во все стороны света, вновь связав Британию с остальными странами. Дав обратный ход социализму в стране, на которую смотрел весь мир, она первой доказала, что это возможно, в то время как большинство продолжало придерживаться мнения, что рост роли правительства в регулировании деятельности частного сектора неизбежен. Многие страны, обратившиеся к социализму, последовали ее примеру.

Тэтчер не была автором этих идей; ее талант заключался в способности уловить важные принципы и, прежде всего, упростить их настолько, чтобы они могли поднять общество на проведение радикальных реформ. К концу 1980-х годов уверенная и ясная политика Тэтчер способствовала тому, что одна за другой различные страны начали выражать недовольство политикой социализма: государства Западной Европы; Мексика, Бразилия и Аргентина; Япония, Индия и страны Азии; Венгрия, Польша и другие государства бывшего Восточного блока. В России перестройка, инициированная Горбачевым, несомненно, испытала влияние тэтчеризма. И в Китае Дэн Сяопин начал открывать страну ветрам мирового рынка, когда Тэтчер была у власти.

Примечательно еще и то, что сокращение размера правительства, проводимое Тэтчер в течение нескольких лет, сопровождала та же тенденция и в мире. По данным исследования, проведенного в сорока трех крупных индустриальных странах, в период между 1980 и 1998 годами общий объем государственных расходов снизился с 19,3 % до 16,3 % ВВП[369]. К тому же почти все страны, национализировавшие промышленность после Второй мировой войны, в конечном итоге сменили курс и скопировали модель Тэтчер. В 1990-х годах Россия, Индия, Япония, Малайзия, Мексика, Новая Зеландия, Филиппины, Шри-Ланка, Сингапур, Польша, Турция и другие государства запустили программу приватизации. В течение пятнадцати лет от начала великой британской приватизации правительства других стран реализовали государственных активов на сумму более ста миллиардов долларов. Франция продала Renault, Германия — Lufthansa, Италия — нефтяную компанию ENI[370]. «У одних получалось лучше, у других хуже, — писал Economist, — но все они оглядывались на пример Великобритании»[371].

К середине 1990-х годов свод правил экономической политики, который продвигала Тэтчер, был переименован в Вашингтонский консенсус[372]. Администрация Клинтона начала активно проповедовать этот подход для развивающихся стран, в том числе для стран бывшего Советского Союза. США настаивали, чтобы эти государства формировали бюджет, отказывались от регулирования промышленности, продавали госактивы, меняли условия труда и отпускали валюту в свободное плавание. Многие страны поверили в то, что уменьшение роли государства ведет к расширению рынка и расцвету индивидуального предпринимательства. Последовав примеру Тэтчер, уделявшей внимание экономическому росту, а не экономическому перераспределению, они ставили перед собой цель сбалансировать экономику так, чтобы она росла, а не пребывала в стагнации. Они разделяли убеждение Тэтчер, что роль государства следует сокращать одновременно с разрушением торговых барьеров, снижением госрегулирования и степени национализации, что позволит упростить внутренние и международные коммерческие операции. Эти рассуждения Тэтчер стали стероидами глобализации.

* * *

В новом веке штормовые ветра глобализации создают множество новых проблем, для которых имеющиеся решения кажутся совершенно неподходящими: это и растущее неравенство, и быстрое старение общества, и ухудшающееся качество государственных услуг, и снижающаяся социальная поддержка населения, и многочисленные кризисы финансовых систем, и серьезные экологические проблемы. Все эти дестабилизирующие тенденции создают возможность для появления интервенционистских режимов и международных учреждений, которые так ненавидела Тэтчер. Например, сегодня политическая культура в Китае, России, Индии, Бразилии и странах Персидского залива не отрицает государственной собственности на предприятия, банки и инвестиционные компании. В ответ на мировой финансовый кризис 2008 года все крупные страны, включая США, Великобританию и Японию, ввели обширные новые правила для банков. В условиях экономического спада эти же страны увеличили роль правительства ради стимулирования экономики. И здесь возникает большой вопрос: уйдет ли тэтчеризм?

Я отвечу так: дело Тэтчер прочно укоренилось в истории, и хотя края его могут затупиться, сложно представить возникновение фундаментально нового направления[373]. Достаточно сравнить современный мир с тем, каким он был незадолго до прихода к власти Железной леди. В то время большинство национальных валют не участвовали в свободной торговле; сегодня ни у кого не возникает мысли вернуться к этому. Тогда профсоюзы оказывали большое влияние на управление компаниями; сегодня мы не видим ничего подобного. Не существовало и международного органа, способного пресечь ввод заоблачных пошлин или выделение чрезмерных субсидий; сегодня у нас есть строгий международный полицейский в лице Всемирной торговой организации.