Зултурган — трава степная - Алексей Балдуевич Бадмаев

Тяжкие вздохи отца, занемогшего от дум, неразговорчивость Чотына, который находил ситуацию со сватовством зайсана сложной, мытарства исчезнувшей из дома девушки, наконец, измученный вид появившейся племянницы переменил ход мыслей безмятежной родственницы.

Первыми словами подъехавшей к своей кибитке Сяяхли были:

— Тетя, милая! Только вы меня поймете! Роднее вас нет у меня человека… Не оставляйте меня здесь ни на минуту! Буду вашей помощницей в доме, рабой стану, только спасите от зайсана!

Увидев заплаканное лицо племянницы, не имевшая своих детей женщина сомлела от жалости к Сяяхле. В одно мгновение она перебрала в памяти все сиротское детство девочки, вспомнила слова умиравшей сестры, ее последнюю просьбу, чтобы люди добрые доглядели ее кровинку, не давали в обиду. Тетя преобразилась, лицо ее стало хмурым и грозным, как у львицы, обнаружившей опасность для своего беззащитного дитя.

— Доченька ты моя ненаглядная!.. Я положу край этой пустой затее, сама доберусь до зайсана!.. Брошусь в ноги нойону Дяявиду, спасу тебя, дитя мое, если мужчины только охать горазды да дым пускать из ноздрей.

Сяяхля с тетей, все время угрожавшей кому-то, вошла в кибитку. Люди, стоявшие вокруг, принялись на все лады обсуждать сказанное воинственно настроенной гостьей. Вскоре она выглянула из кибитки и обратилась к мужу все тем же решительным тоном:

— Чотын, запрягайте лошадей!.. Здесь, я вижу, сирота никому не нужна. Эти бессердечные люди не чают спихнуть ее на руки даже старику… А для нас она — родственница, своя кровь! Как-нибудь угол сироте у нас найдется! Страшно подумать: в зятья просится человек, который на полтора года старше отца своей будущей жены! Люди в этом хотоне, видно, совсем посходили с ума!

— Не спеши со словом, жена! — спокойно предупредил супругу Чотын, дав ей высказаться до конца. — Мы здесь в гостях, а в Орсуде свои порядки.

— Запрягайте, говорю, а то я сама возьмусь за сбрую! — не унималась женщина. — Если и родной отец не считается с дочерью, то ее здесь любой прохожий подомнет. А мне она, может, станет утехой под старость. Пока силы есть, сама о ней позабочусь… Однохотонцам она, как вижу, и вовсе в обузу: готовы девчонку за кружку воды сбыть, лишь бы вволю напиться!

Гневные слова свои тетя произносила нарочито громко, чтобы и отец Сяяхли слышал в кибитке, и люди, сбежавшиеся по привычке, поняли непростой их смысл.

Толпа уже роптала, нехорошо повторяя имя строптивой девушки, а с тетей спорили в открытую, напоминая ей, что она лишь гостья здесь, что в Орсуде на неучтивых людей всегда находили управу.

— Я всегда считал тебя умной женщиной, — сердито заговорил с лежанки отец Сяяхли. — Но сейчас ты будто с цепи сорвалась!.. Готова всех нас перекусать! Не радости, а горя добавляешь, свояченица!

Женщина пропустила и эти слова мимо ушей, настаивая на своем:

— Чотын, не стойте, как верстовой столб при дороге!.. Выводите лошадей!.. Мы с Сяяхлей уже повязали узлы.

Муж неожиданно согласился со своей решительной супругой.

— Сяяхле нужно дать успокоиться… И ты, свояк, собирайся, не оставлять же тебя одного, больного, — обратился он к хозяину кибитки.

Жена Чотына была неглупой женщиной, но часто срывалась на скандал, и тогда ей не смей ни в чем перечить, языком резала, как бритвой, понесет — не остановишь. Чотын перебарывал ее своей мудростью, а лучше сказать — терпением. Сорвет зло — начинает плакать, жаловаться, кидается на шею мужу, ласкается… Этакая домашняя гроза, оканчивающаяся теплым дождичком!

Сейчас жена Чотына была как раз на гребне своего возмущения и с гневом отметала притязания толпы.

— Они, кажется, увозят Сяяхлю? — доносились с улицы возгласы хотонских зевак. — Если девушка уедет, зайсан лишит нас худука!

На ропот толпы из кибитки показался сам хозяин. Нядвид был страшен лицом, заросший, худой, еле держался на ногах. Сиплым, застойным голосом он пытался усовестить однохотонцев.

— До сегодняшнего дня я уговаривал свою дочь, чтобы она по-доброму вышла замуж за Хембю. Этой ночью я, наверное, сошел с ума от горя. Родное ведь дитя! Пусть, видно, сама решает, ей жить!

Люди смолкли, но ненадолго.

— Вы-то уедете, а нам опять оставаться без воды? — выкрикнула Жиргал, тетка Нармы, которая чуть не убила своего мальчика за пролитую воду.

Сяяхля и ее тетя прошли к телеге с узлами в руках.

— Эй, ты, умница! — кричали на разные голоса женщины, будто видели в руках девушки не узлы с тряпьем, а увязанный худук. — Ты уезжаешь к родственникам, а мы здесь подыхай без воды?!

Движения Сяяхли, смертельно уставшей за ночь, вдобавок чувствовавшей в теле озноб, были замедленными, вялыми. Едва пристроив на возу узелок, она привалилась к-нему боком.

— Тетя, не ругайте меня, пожалуйста! Я никуда не поеду, — проговорила Сяяхля, пугаясь собственного голоса.

— Чего еще! — прикрикнула на нее тетка, продолжая пристраивать поклажу на дроги.

— Я остаюсь, — спокойно и обреченно сказала Сяяхля.

Тетка с досадой толкнула от себя узел с бельем, обернулась к толпе.

— Слушай ты, горластая! — обратилась она к самой ближней, возмущенно махавшей руками. — Ты свою дочь, кровинку свою отдала бы на подстилку вонючему деду за кружку воды?.. Говори: отдашь, когда вырастет? Нет?.. Так заткнись, не распоряжайся чужим ребенком!

Умерив таким образом пыл самой крикливой женщины, тетка обернулась к Сяяхле, подталкивая ее к телеге:

— Не бойся их, доченька!.. Беги, милая, спасайся!

Сяяхля тяжко, с перехватом вздохнула:

— Тетя, я никого больше не боюсь!.. Только ехать с вами не могу… По другой причине.

Сяяхля в это время думала о Нарме, который так постыдно отказался от нее.

Толпа замерла. Тетя уставилась на Сяяхлю расширенными глазами. Женщина считала битву уже выигранной, когда осадила самую напористую крикуху. Теперь с людьми хотона разговаривала сама Сяяхля.

— Успокойтесь, люди!.. Я пойду замуж за старого зайсана.

Толпа, казалось, не принимала ее жертвы. Шумнее всех на улице вела себя теперь тетя, уговаривая племянницу со слезами на глазах:

— Нет, моя сиротинушка!.. Если бы жива была твоя мать, она ни за что не благословила бы такой брак!.. А я-то? Разве не мать для тебя?.. Сегодня же, сейчас поеду в Дунд-хурул к багше!

Сяяхля была непреклонна в своем неожиданном для всех решении.

— Тетя, родная! Спасибо вам за такое участие в моей судьбе!.. Я знаю: если поселюсь у вас, вы с дядей Чотыном не обидите меня, пригреете старость моего отца… Подойдет время — найдете для меня достойного жениха… Поймите меня в эту минуту, пожалуйста, как понимали всегда: я — молода и знаю себе цену среди девушек хотона. Не боюсь я никого, это всем понятно… И все же ради теплого угла для себя