Московская сага. Поколение зимы - Василий Аксенов

Снова улыбнулся. Счастье смотреть на нее, очевидно,овладевало им. Она и это понимала. Какое-то странное чувство посетило ее,показалось вдруг, что она потеряла бы свою красоту без этого, за тысячи верст,обожателя.

– Я вижу, вы все еще романтик! Признайтесь, Вадим!

Электрическое поле между ними раскалилось слишком сильно, инадо было выждать хоть минуту, дать разлететься хоть части пухлых электрончиковс их стрелами. После неловкой паузы он сказал:

– Разве я когда-нибудь был романтиком? Впрочем... Знаете,Вероника, вы, конечно, не помните, но я не забываю один мимолетный мигдвенадцать лет назад... Именно не более секунды... Конечно, вам никак невспомнить, но... это был свет и жар, звук и дыхание... вся суть нашеймолодости... и это вы дали мне, и это все еще живо...

Ошеломленная таким признанием, потоком смутных эмоций, онасмотрела на него. Ей вдруг показалось, что и она сможет вспомнить то, о чем онсейчас говорил, еще одна секунда, еще одна, но все пролетало, а в следующиймомент послышался стук в дверях, явился благоверный, комкор Градов. Вадя! Ника!Ну, вот и встретились! Какими судьбами? Мощнейшие удары по спине, по плечам,шутливый бокс, как будто и не было несколько затянувшейся размолвки. Пойдем,пойдем, за столом все расскажешь! Как хорошо, что завтра выходной!

* * *

Засиделись сильно за полночь и, конечно, на кухне, как иводится при встречах друзей. Вероникина сервировка давно уже вся смешалась.Глава дома даже порывался ковырять шпроты прямо в баночке. Три бутылки«Московской» уже были деятельно опустошены, а четвертая только что открыта «напосошок». Разговоры с милого прошлого все время поворачивали на современнуювоенно-политическую ситуацию. Веронике в конце концов стало невмоготу.

– Ну вас к чертям, мальчики! Ваши «серьезные вопросы»пережевывайте без меня! Спать! Спать!

Она встала и, очаровательно качнувшись, покинула кухню.Вадим проводил ее глазами, выхватил очередную папиросу, смял ее, отбросил,встряхнулся, как бы приказывая себе отрезветь, положил руку на плечо друга,рядом с расстегнутым воротником, с его генеральскими ромбами. Страннаясубординация существовала между этими людьми. Никита всегда видел в ровесникеВадиме старшего, сейчас, несмотря на то что они были в столь разных чинах, эточувство еще усилилось.

– Никита, давай откровенно, – предложил Вадим. –Ты, конечно, знаешь причины, из-за которых я бросил у вас бывать двенадцать летназад?..

– Я знаю одну причину, – сказал Никита.

– Ты знаешь и вторую! – нажал на его плечо Вадим.

Никита усмехнулся:

– Я только не знаю, какая из них первая, какая вторая.

Вадим откинулся. Стул заскрипел под сильным телом.

– Ну, хорошо, это не важно. Важно то, что у меня теперь естьдве причины для возврата.

Никита пересел от стола на подоконник. За окном во мракегорела только электрическая звезда на крыше Дома Красной Армии.

– Назови мне одну из твоих двух причин, – сказал он,поколебался, собрался с духом и добавил: – Вторую я знаю.

Последовала напряженная пауза. Неужели он все-таки сейчасначнет выкладываться, с досадой подумал Никита, изливать свою лирику,откровенничать перед мужем своего идеала? По пьянке чего только не наговоритофицер провинциального гарнизона! Он глянул на Вадима и сразу увидел, чтоошибается, что любого рода снисходительность неуместна по отношению к Вуйновичу.По выражению лица он понял, что тот опять выходит на передовую позицию.

– Я приехал к тебе, Никита, чтобы узнать, что ты думаешь поповоду нынешних событий в стране, в Вооруженных Силах.

– Ты имеешь в виду?.. – начал было Никита, хотяпереспрашивать не было никакой нужды. О чем еще могли в то время говорить двадруга при том условии, что все барьеры будут отброшены и все недомолвкипромолвлены? Именно о том, о чем в то время никто не говорил, ни друзья, нисупруги: о чуме.

– Ты знаешь масштабы арестов?

– Догадываюсь. Сатанинские.

– А как ты понимаешь эти потрясающие признания командиров,признания в фашистском заговоре?

– Ответ может быть только один.

– Пытки? Однако ведь не с мальчиками они имеют дело, сгероями. Вообрази себе их, себя самого во врангелевской контрразведке...

– Там было бы легче.

– Может быть, ты прав. От своих больнее, от своих просто,очевидно, совсем невыносимо...

– Может быть, и так, а может быть, просто больнее, оченьпросто, жесточее, кошмарнее...

– Но зачем, зачем? Что ему надо еще? Он уже и так бог,непогрешимый идол. Может быть, все-таки боится армии? Фашистский заговор?Вздор! Все это на пользу Гитлеру. Армия обезглавливается перед неминуемойвойной! Тухачевский...

– Тише, ты!

– В чем дело? У тебя достаточно толстые стены, комкор.Тухачевский еще два года назад предсказывал неминуемое столкновение сГерманией, а в Генштабе сейчас осторожненько поговаривают о возможном союзе сдержавами Оси против Антанты. Безумцы!

Рассвет застал их на балконе. Раскуривалась шестая коробка«Казбека». Никита с тупой досадой думал, что срываются его утреннее милование сВероникой, получасовая гантельная гимнастика, холодный душ, растирание махровымполотенцем, здоровый «мечниковский» завтрак. У Вадима подрагивали губы,временами от плеча к пятке проходило подобие легкой судороги, разговор взвинтилего до последней пружины.

– Послушай, Никита, говорят, что Блюхер был не толькоформальным членом суда, но и давал на Тухачевского самые злостные показания.Верно это?

– Другие маршалы убедили его помочь следствию, –промямлил Никита.

Вадим зло усмехнулся:

– Ну что ж, теперь его очередь переезжать на Лубянку!Наверное, уже и камеру присмотрели для героя.

Никита ничего не сказал в ответ. Весь разговор уже казалсяему затянувшимся кошмаром. Вот она, расплата за юношеские восторги. «Нас водиламолодость в сабельный поход...»

– А между прочим, он может это предотвратить, – тихосказал Вадим, глядя на проступающие сквозь туман очертания деревьев. За паркомеще не виден был, но уже угадывался Амур.

– Каким образом? – инстинктивно снижая голос, спросилНикита. Вдруг мелькнула мысль, что Вадим опять дирижирует их разговором.

– Ты должен знать, каким образом, – сквозь зубыпроцедил комполка. – Военному человеку полагается знать, как предотвращатьвражеские действия.

Тут уже по-настоящему крутануло. Никита схватился за перилабалкона. Внизу выкарабкался из подвала дворник Харитон. Протащил метлу.