Тринадцать подвигов Шишкина - Олег Петров

– Неплохо, – прокомментировал физрук. – Не хлебом единым…

– Хлебом крестьянки снабжали меня, предки – сплошным дефицитом! – переиначив общеизвестное, засмеялся Александр, доставая из ящика стола кубик с нарисованным на нём слоном. Доржиев довольно зацокал языком. Забурлил чайник.

– Сиди! – скомандовал физрук. – Показываю, как надо делать. Делай раз! Обдаем заварник крутым кипятком. Делай два! Засыпаем, не жалея, заварки, тем более индийской и на халяву. Делай три! Заливаем её кипятком и – тут же сливаем кипяток и ещё разок. Делай четыре! Заливаем кипятком по новой – на две трети заварника. И делаем пять! Накрываем заварник, к примеру, вот этим полотенцем. Теперь тихо сидим и ждём.

– Час ждём, два ждём. Начало смеркаться… – подхватил шутливый тон Александр.

– Где нужна спешка, я тебе потом скажу. А пока перевожу с русского на русский: продемонстрирован простейший, примитивнейший способ приготовления чая, даже отдалённо не напоминающий настоящую чайную церемонию.

– Ну ты силён! – искренне восхитился Шишкин.

– Восток – дело тонкое, товарищ, – ответствовал с полупоклоном Доржиев. – А знаете ли вы, товарищ, почему чай в молоко вливают, а не наоборот?

– Ну, это-то я от бабушки знаю! Если наоборот – цвет получается некрасивый, мутный.

– И тут вы, товарищ, заблуждаетесь, – с пафосом возгласил Доржиев. – Чайная церемония родилась на таинственных просторах Поднебесной империи, где умели делать такой тонкий фарфор, что через него просвечивало светило небесное. Так вот, перевожу с русского на русский: из-за опасения, что от горячего чая драгоценная чашка может треснуть или потерять свою белоснежность, сначала в неё вливали немного подогретого молока, а уж потом горячий крепкий чай… Наливай, кстати. Пять минут прошло, напиток уже теряет свои волшебные свойства.

Он пригубил чай, держа чашку как пиалу. Зажмурившись, довольно причмокнул, став поразительно похожим на кота Матроскина:

– Хор-ро-шо! И будет ещё лучше, если…

И под чашку за чашкой физрук разразился энергичным монологом о необходимости дальнейших реабилитационных и физкультурно-оздоровительных процедур по восстановлению полнокровных функций нижней конечности Шишкина-младшего…

Сколько бы ещё Балданович «переводил с русского на русский», попивая крепчайший чай, неизвестно, но в кухню с веранды просунулась вихрастая мальчишечья голова, сообщившая о выполнении «тимуровского задания». Учителя глянули в окно: до этого унылый двор украсила аккуратная поленница. Выглядела внушительно, переведя незадачливого Железного Дровосека в ранг рачительного хозяина.

– Построиться! – скомандовал физрук, и гонец вымелся наружу.

– Ладно, давай, Сергеич, поправляйся, – распрощался Доржиев.

Но народная тропа в этот день не обезлюдела. Скопом, после окончания шестого урока, нагрянула, правда, ненадолго, чуть ли не вся женская часть педколлектива во главе с замдиректрисы по воспитательной работе Валентиной Семёновной – Весёлым Поросёнком. Нестройным хором коллеги проречитативили, что всё до свадьбы заживёт. И тоже обшарили любопытными взглядами все доступные углы.

Немного спустя, видимо, терпеливо дождавшись учительского исхода, нарисовалась стайка смущённых девятиклассниц. Они тоже пожелали Александру здоровья и обозначили тот же, что и коллеги Шишкина, срок окончательного выздоровления. Валя Кущина, узрев магнитофон, что-то порывалась спросить про записи, но юных особ, в буквальном смысле слова, спугнули школьные поварихи, притартавшие тазик восхитительного хвороста и кастрюльку с гуляшом. С хихиканьями стайка улетела.

Бабе Дусе Шишкин с радостью вернул «котлетную» кастрюлю и махровое полотенце, в которое ранее оная была укутана, что вызвало у бабы Жени плохо скрытый приступ ревности, окончательно убедивший Александра в реальности второй версии его дедуктивных размышлений, причём не в варианте сердобольности, а трезвого матримониального расчёта. Бабуси, как и предыдущие делегации, дотошно обследовали взглядами весь доступный глазам интерьер, поохали на забинтованную учительскую ногу и заверили Шишкина-младшего, что… к его бракосочетанию всё заживёт в лучшем виде. На том и раскланялись.

Потом в приливах посещений наступила удивительно продолжительная пауза, позволившая Шишкину перевести дух, облазить на коленках с мокрой тряпкой в руках пол на кухне и в «первой зале». Совершая это действо под «охи» и «ахи», Шишкин дал себе зарок сразу же по исцелению купить пару ковриков или хотя бы кусок дорожки на кухню, чтобы всех приходящих это наталкивало на мысль разуваться при входе.

Нога ныла, но острой боли не было. И это вселяло уверенность, что до районного рентгена дело не дойдёт…

– А я бы посоветовал это сделать в любом случае, – сурово сказал Ашурков. И скосил глаза на Клавочку, сидевшую на краешке стула в характерной для неё позе: столбик-тарбаган, тонкие ручки молитвенно прижаты к груди. Ни в жизнь не подумаешь, что эта «Дюймовочка» может по-начальственному орать, как она продемонстрировала в субботу у ДК.

Личико Клавочки искажало такое страдальческое выражение, словно это её настигла травма. И не банальный ушиб от колуна, а ужасные, множественные и теперь уже никогда не излечимые телесные повреждения обеих ходильных конечностей. Сострадания Клавочки заставляли Шишкина-младшего то и дело прислушиваться к ноющей стопе. В какой-то миг он даже представил себя надолго прикованным к инвалидной коляске. А выздоровление предполагало недолгий остаток жизни на костылях.

Быстро оформившийся дуэт Ашурков – Сумкина заявился к Шишкину уже в сумерках. Выслушивать очередные советы-наставления по поводу оптимального курса лечения, как и созерцать Клавочкино сопереживание, Александру быстро наскучило. Этого за день и без них наговорили и надемонстрировали. Но парочка сидела крепко. Брошенный было Шишкиным намёк на свою болезную усталость был проигнорирован, что его удивило и даже несколько обескуражило. Однако причина прояснилась довольно быстро. Гости то и дело бросали вроде как незаметные взгляды на тазик с хворостом. Нагуляли, видать, любвеобильные, аппетит!

Опять забурлил чайник. Но теперь уже Александр посвящал гостей-посетителей в таинства восточного чаепития, без зазрения совести используя полученные от Сергея Балдановича знания, правда, без «перевода с русского на русский». Ашурков – Сумкина восточные премудрости слушали с таким вниманием, что Александру хотелось выдать им по тетради для конспектирования.

Но так как более повышенный интерес парочка проявляла к хворосту, Шишкин мысленно объявил их притворщиками и чревоугодниками. М-да-с, иногда гости приходят так внезапно, что не успеваешь спрятать от них самое вкусное…

– Анекдот свежий слышали на школьную тему? – спросил Шишкин, чтобы как-то отвлечь парочку от тазика или хотя бы снизить скорость его опустошения.

– Какой? Давай! – промычал Ашурков, энергично работая челюстями и по-пылесосному втягивая в себя чай.

– Пацан в школьной столовой: «Мне три вторых». А повариха ему в ответ: «А корень из минус двух не хочешь?»