Тринадцать подвигов Шишкина - Олег Петров

– Наши такого не скажут, – отрицательно мотнул головой Ашурков. – Они и понятия не имеют о таких высотах математики.

– Ты мне, Сергей Александрыч, одну бабушку напомнил.

– Что за бабушка? – бросил Ашурков, вытягивая из тазика самую здоровенную «хворостину».

– А ту, к которой внук пришёл с повязкой на ноге.

– Ой! – поставила чашку на стол Клавочка и с тревогой глянула на Александра. – У нас кто-то ещё покалечился?

– Да нет! – засмеялся Шишкин-младший. – Это тоже из анекдота. В общем, приходит внучок с повязкой на ноге, а бабушка, естественно, интересуется, что случилось. Внук ей и отвечает: «Голова у меня, бабуля, разболелась». – «А почему тогда повязка на ноге?» – спрашивает старушка. «Сползла, бабуль».

Две пары недоумённых глаз уставились на Александра. Коллега Ашурков даже что-то такое, от головы к ноге, сманипулировал руками, задумчиво перевёл взгляд на Клавочку, испуганно разглядывающую Александра, потом вернул взор в область тазика. Вытянув из него очередное, щедро обсыпанное сахарной пудрой лакомство, сказал:

– У нас в институте тоже были любители абстрактных анекдотов. Типа: летит по небу первая половинка крокодила. «Здравствуй, первая половинка крокодила!» – «Привет!» Летит по небу вторая половинка крокодила. «Здравствуй, вторая половинка крокодила!»… Ну и далее – соответственно… Чего в них смешного – не пойму.

Шишкин засмеялся.

– И впрямь, глупость какая-то… – сосредоточенно проговорила Клавочка, продолжая хрустеть хворостом.

– Кстати о глупости. Учитель жалуется коллеге: «Ну и класс мне попался! Объясняю теорему – не понимают. Объясняю второй раз. Не понимают! В третий раз объясняю. Сам уже понял. А они не понимают… – Александр засмеялся, но за столом слышался только хруст хвороста и пошвыркивание из чашек.

Шишкин погрустнел и вспомнил анекдот про льва, который ни с кем не мог ужиться в силу своего воинственного характера. Переводили его из вольера в вольер, пока он не оказался в загоне с зайцем и жирафой. Через пару дней царь зверей взмолился, пообещал вести себя тише воды ниже травы, только бы его перевели от этой парочки. «А что случилось?» – спросил его директор зоопарка. «Не могу больше! – заплакал лев. – Измучился! Спать хочу. Заяц, гад, весь день анекдоты рассказывает, от которых жирафа всю ночь смеётся…»

Но озвучивать анекдот Шишкин поостерёгся. Ему тоже хотелось спать. Голова от посещений давно гудела. Но не выталкивать же Клавочку с Серёженькой (друг к дружке они обращались уже только так) за порог. С грустью наблюдая за убыванием в тазике обсыпанного сахарной пудрой чудо-лакомства, Шишкин сознавал: а куда им податься в холодный сентябрьский вечер? Кавалер на постое у бабки столетней, а бабки – церберы известные; Клавочка с родителями и двумя младшими братьями живёт. Ну, тяжеловато у ребят с чувством юмора, а может, это у него перебои, на фоне травмы… Подмывало даже предложить дуэту заночевать у него. Свободная комната имеется, в кладовке на веранде – панцерное ложе, там же до сих пор не возвращённый Терентьичу «спальный комплект». Заноси и пользуйся. Стопроцентный моветон, конечно, но наше дело предложить – ваше отказаться, как поётся в одной песенке. Реакция парочки, конечно, заведомо известна. Хотя, кто их знает. Но это уже будет сводничество какое-то. А согласись они? Непроизвольное прослушивание чмоков-охов в ночную программу Шишкина-младшего не входило.

И он вздохнул с огромным облегчением, когда-таки распрощался с засидевшимся дуэтом. Даже не среагировал на очередное заверение, что всё у него до свадьбы заживет. Разве что с полусонной надеждой подумалось, что последнее, хоровое, пожелание подразумевает законное оформление в органах загса взаимоотношений скрывшегося в ночном мраке дуэта и, судя по темпу развития, долго себя ждать не заставит. Хотя, чёрт его знает. Сегодня – любовь до гроба, а завтра – дураки оба. Сколько тому примеров…

Спал без задних ног. Ничего не снилось.

2

Утро Шишкин-младший встретил в самом дурном расположении духа. Можно сказать, в глубочайшем духовном похмелье. Даже припомнился чей-то афоризм, что похмелье – это месть уцелевших нервных клеток за погибших товарищей.

Нога противно ныла. Нет, хуже с ногой не стало. Можно уже вполне сносно ковылять. Но эти, вчерашние, многочисленные, исполненные сольно и хоровыми группами уверения, что до свадьбы всё заживёт… Не-ет! Хорошее дело браком не назовут! Не так ли гласит народная мудрость? А сомневаться в мудрости народа – грех ещё тот!

Это, вон, пусть ашурковы-сумкины женятся, если «уж замуж невтерпёж», коли они такие правильные и сурьёзные. Ашурков будет трескать яички, а Клавочка печь ему тазы хвороста… И так никуда не годное настроение тут же рухнуло на самое дно проявившей махровую скаредность души. Это же надо! Ничего особенного из себя не представляющая парочка, а хворост метут – залюбуешься! Проводив вчера засидевшийся дуэт, Шишкин глянул в тазик: сиротливо прижались на дне друг к другу несколько изломанных хворостинок, – и всё! Саранча к посевам более милосердна…

Александр привычно вдавил чёрный прямоугольник кнопки на передней панели «Океана».

грянул из транзистора весёлый голос Татьяны Шмыги, по мнению родителей Александра, самой талантливой в Союзе актрисы оперетты. И ослепительной красавицы. Жгучая брюнетка, но Шишкин-младший с обоими утверждениями был абсолютно согласен. Одна только Луиза Жермон в «Гусарской балладе» чего стоит! Однако в голове тут же зазвучала другая песенка. Андрея Миронова, вернее, его персонажа из водевиля «Соломенная шляпка»:

Шишкин-младший тяжело вздохнул. Да уж… Иветты, лизетты и жоржеты остались в городе. А здесь… Маруська Сидорихина? Или пока ещё незнакомые бабженины-бабдусины Лизавета и Алёна… Хотя кашуланские доярочки – те ещё ярочки! Кстати, а почему ярочки? Не факт.

Да и вообще… Чего это его в сладострастие кинуло, тем паче с припевом «Женюсь, женюсь»? Хренушки!..

Это точно. Несмотря на некоторую сексуальную паузу, ни в роли жениха, а тем более законного супруга, Шишкин-младший себя не представлял и представить категорически не желал. Бегство в Чмарово избавило от соседки Машеньки, от настырных городских подруг, бывших сокурсниц и прочих, которым не дано понять, что помидоры могут завянуть. А могли бы понять!

Шишкин-младший закинул руки за голову. Э-э-эх! Вот кто из бывших, хотя бы в минимальной степени, оценил весь драматизм его самопожертвования! До каких высот поднялся он, Александр Шишкин! «Надоело говорить и спорить… Пьём за яростных, за непокорных, за презревших грошовой уют…» Ну тут в строках Павла Когана словечко придётся заменить – грошовым уютом городское шишкинское житие-бытие, конечно, не страдало. Это он сейчас почти что в спартанство попал. Ха! Так эта разница поднимает его самопожертвование вообще на головокружительную высоту! Это же он, Александр Сергеевич Шишкин, как и его великий тёзка, удалился от высшего света и блеска придворной жизни – один в Болдинскую осень, другой – в Чмаровскую! Да уж… «Как рано мог уж он тревожить сердца кокеток записных!.. Дианы грудь, ланиты Флоры…» Да уж… А здесь Маруська Сидорихина… Стоп! Не Сидорихина, а… какая у них фамилия? Кто-то же говорил… А, ну да, жена Куйдина, Наталья, что столовой колхозной заведует… Что она тогда про Сидориху? Во! Точно! – Емельянова! Маруся Емельянова, значит…