Высокое стремление: судьба Николая Скрыпника - Валерий Солдатенко

И если аргументация Николая Алексеевича в данном случае не во всех отношениях «дотягивает» до выводов статьи, в дальнейшем для него она становится аксиоматичной. Он неизменно отталкивается от нее, не часто прибегая в детализации. Вообще же для Николая Скрыпника Украина была не только объектом неугасимой любви, а во многих случаях – точкой отсчета в системе координат создаваемых им схем и концепций.

* * *

Видимо, Н. А. Скрыпник не заслужил бы такого внимания и уважения потомков, если бы он ограничивал себя сугубо служебными функциями, регламентированными профессиональными уставами. Его деятельная творческая натура, характер, темперамент ломали привычные рамки, выводили его на значительно более масштабные просторы. А бесспорным основанием здесь было чрезвычайно внимательное отношение к общенациональным, общегосударственным задачам и проблемам, стремление принять самое активное участие в их полномасштабном решении.

При этом утверждать, что в данном случае оказывалась какая-то особая, «врожденная» любовь к национальным аспектам жизни или специфический (если – не мистический) порыв – очевидно, не стоит. Скорее можно предположить, что длительное время не занимаясь национальными делами, в силу обстоятельств Николай Алексеевич постепенно втянулся в сложнейшую общественную сферу и впоследствии начал считать ее не просто детерминантной, личным долгом, а убедил, прежде всего, самого себя в том, что кроме него, Н. А. Скрыпника, с подобной задачей вряд ли кто другой справится.

Однако и такое предположение может оказаться ошибочным или же не во всем близким к истине. Единственное, что с уверенностью можно утверждать, так это то, что независимо от должностей, которые занимал Скрыпник, он всегда считал своим долгом внимательно следить за тем, как осуществляются принципы национальной политики, как отражаются те или иные шаги в этой области на суверенитете республики, как идет процесс строительства многонационального государства.

Систематичность обращений к национальной проблеме, категоричность суждений, невзирая на обстоятельства, политическую конъюнктуру, создавали вокруг имени украинского советского наркома ореол едва ли не самого яростного защитника национальных интересов, позволяли определенным кругам в зарубежной историографии считать его символом национал-коммунизма в нашей стране.

Трудно сказать, какую роль мысленно сам себе отводил Николай Алексеевич в данном отношении. Однако неоспоримым остается то, что он неизменно и самым живейшим образом проявлял себя на ниве национального строительства и, очевидно, нередко считал свою позицию верной, самой оптимальной в спорах и теоретического, и политического срезов. Субъективно для подобных суждений у него имелись, как казалось, все необходимые основания. Ведь Скрыпник пытался всегда, в любой ситуации последовательно, неукоснительно руководствоваться марксистскими принципами национальной политики, никогда им не изменять. Больше всего он ценил два глобальных подхода: 1) делать все для интернационального сплочения, единения всех народов как одной из самых гуманных целей, отстаиваемых пролетарской идеологией;2) стремиться к наиболее полному обеспечению национальных интересов любого народа. При этом Николай Алексеевич искренне верил в то, что в условиях строительства социализма оба подхода органично дополняют друг друга и творческое осуществление марксистской политики обеспечит расцвет и сближение всех наций, всех народов.

Так же искренне Николай Скрыпник был убежден в неспособности любого, кроме пролетарского, государства справедливо решить национальную проблему. «Национальное дело всегда было тем оружием, – утверждал он, – каким буржуазия более и шире всего обкручивала и обманывала трудящиеся массы. Национальный гнет порабощенных народов колониальных стран (то есть тех, которых эксплуатировал более сильный) был для буржуазии дополнительным средством распространять свою торговую территорию (земли) и получать с угнетенных дополнительные прибыли. На самой территории капиталистических стран национальное неравенство было средством разъединять трудящиеся массы и натравливать рабочих и крестьян друг против друга»[337].

Вполне правомерной с такой точки зрения для опытного революционера выглядела перспектива межнационального объединения пролетариата против всесилия международной буржуазии, запечатленная в лозунге «Коммунистического манифеста»: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» При этом Николай Алексеевич хорошо понимал, что только этим пламенным лозунгом отнюдь не исчерпывается политика коммунистов в национальном вопросе. Как ясно осознавал он и то, сколько сознательной и бессознательной путаницы именно в национальном вопросе допустили социал-демократические теоретики. Выше всех Скрыпник ставил здесь лидера большевистской партии. В статье «Ленин и национальное дело», ряде других работ, публичных выступлений он особенно выделял разработку В. И. Лениным теории и программы большевистской партии накануне и в годы Первой мировой войны. С его точки зрения, именно тогда были сформулированы фундаментальные, основополагающие принципы национальной политики, им и надо было следовать, естественно, развивая, конкретизируя с изменением обстановки. Воспринимая и разделяя ленинскую концепцию разрешения национального вопроса, Скрыпник считал, что «в последовательной пролетарской борьбе национальное дело должно быть поставлено совершенно ясно, что каждая национальность имеет право на самоопределение, вплоть до государственного отделения, конечно не забывая одновременно о единстве и общности интересов пролетариата всех народов и о тесной связи их в борьбе против власти буржуазии»[338].

Все вышеизложенное позволяет сделать обобщающий вывод: видного государственного деятеля всегда заботило, чтобы национальному моменту, осуществляемой партией политике всегда отводилось соответствующее, с его точки зрения – одно из ключевых мест, и чтобы здесь не допускалось извращений или отступлений от принципиальных научных оснований. Н. А. Скрыпник даже не удержался, чтобы не выступить на XI съезде РКП(б) с определенным упреком В. И. Ленину, которого он очень уважал и высоко ценил, к размышлениям, выводам которого очень внимательно, можно сказать – трепетно прислушивался. Но когда в докладе ЦК вождь партии выдвинул тезис о том, что тактика РКП(б) должна основываться на двух китах – вопросах взаимоотношений партии и класса, а также пролетариата и крестьянства, Николай Алексеевич тактично, но достаточно твердо заявил: «…Я позволю себе говорить о третьем ките, на котором должна держаться тактика нашей партии в теперешний период пролетарской революции; я говорю об отношении более развитых капиталистических стран к отсталым странам.

К сожалению, т. Ленин в данном докладе по этому вопросу ничего не сказал. А сказать необходимо, так же как и необходимо подчеркнуть, что теперь, как и в предшествующий период, партия держится той же линии, т. е. что партия остается представителем освобождения всех трудящихся масс на всем земном шаре, что она является искрой, бросаемой в пороховой погреб порабощенного Востока, всех колониальных стран. Но, проводя эту линию вне советской территории, мы эту свою работу можем выполнить только в том случае, если мы будем полностью проводить эту политику и внутри советской территории. Только тем, что мы здесь, внутри страны, разрешаем эти вопросы, мы показываем пример всем народам, трудящимся, угнетенным массам, что только Советская власть, власть пролетариата и крестьянства, может решать эти вопросы»[339].