Беглянка - Элис Манро

II

Пришла настоящая зима, озеро замерзло почти до волнореза. Лед шершавый, местами торосы. Рабочие сворачивают рождественскую иллюминацию. Зафиксированы случаи гриппа. От ходьбы против ветра у людей слезятся глаза. Многие женщины облачились в зимнюю униформу: ватные штаны и лыжные куртки.

А Робин – нет. Она сходит с эскалатора на четвертом – последнем – этаже больницы в длинном черном пальто, серой шерстяной юбке и сиреневой блузе. Ее густые прямые черные как смоль волосы спадают до плеч, в ушах – крошечные бриллиантики. (Сейчас, как и прежде, заметно, что многие самые привлекательные, самые ухоженные женщины в городе – не замужем.) Теперь она может не носить сестринский халат, поскольку работает на полставки и только на этом этаже.

Сюда можно подняться обычным порядком, на лифте, а вот спуститься труднее. Чтобы тебя выпустить, дежурная медсестра должна нажать на потайную кнопку. Это психиатрическое отделение, хотя его нечасто так называют. Окнами, как и квартирка Робин, оно выходит на озеро, за что его прозвали «Сансет-отель». А кто постарше, называют его «Ройял-Йорк». Пациенты здесь временные, хотя для некоторых временное пребывание повторяется от раза к разу. Те, чьи галлюцинации, абстиненции и депрессии принимают постоянный характер, лежат не здесь, а в доме хроников, официально говоря – в психоневрологическом интернате, расположенном в пригороде.

За сорок лет городок не столько разросся, сколько изменился. В нем появились два торговых центра, хотя и магазины на площади кое-как выживают. На отшибе построены новые корпуса (жилье для престарелых), а два больших старых здания из числа стоящих на озере переоборудованы под многоквартирные дома. Робин повезло вселиться в один из них. Дом на Айзек-стрит, где когда-то жили они с Джоанной, отделали виниловыми панно – теперь его занимает агентство недвижимости. Дом Уилларда остался более или менее в прежнем виде. Несколько лет назад Уиллард перенес инсульт, но восстановился; правда, ходит теперь с двумя тросточками. Пока он лежал в больнице, Робин постоянно его навещала. Он не уставал повторять, какими они были добрыми соседями и как славно коротали время за игрой в карты.

Джоанна умерла восемнадцать лет назад; Робин продала дом, чтобы не мучиться старыми воспоминаниями. В церковь она больше не ходит и не общается с бывшими одноклассниками и подругами юности, разве только когда кто-то из них попадает в больницу.

В преклонные годы для нее снова открылись перспективы замужества, хотя и в ограниченных пределах. В округе немало вдовцов, которые не против найти себе пару. Обычно они предпочитают женщин, имеющих опыт семейной жизни, но не обходят вниманием и тех, у кого хорошая работа. Правда, Робин всем дала понять, что замуж не собирается. Люди, знающие ее с юных лет, утверждают, что никогда и не собиралась – потому и живет старой девой. Кое-кто подозревает у нее лесбийские наклонности, которые до такой степени подавлены примитивным, косным окружением, что она и сама их не осознает.

Кого только не заносит теперь в их края – кое с кем из приезжих она сошлась накоротке. Некоторые живут парами, хотя и не женаты. Есть люди родом из Индии и Египта, с Филиппин, из Кореи.

Старый уклад, неписаные правила минувших лет в определенной мере сохраняются, но множество людей даже понаслышке не знают о таких вещах – и в ус не дуют. Продукты нынче доступны какие угодно, в погожий воскресный день можно посидеть за выставленным на тротуар столиком, заказать какой-нибудь диковинный кофе и послушать колокольный звон, не задумываясь о богослужении. На берегу теперь не увидишь железнодорожных сараев и складов – вдоль озера на целую милю тянется деревянный настил для прогулок. Созданы Хоровое общество и Театральное общество. Робин принимает активное участие в деятельности Театрального общества, хотя на сцену выходит все реже. Несколько лет назад она исполнила роль Гедды Габлер[35]. По общему мнению, пьеса была пренеприятная, но Робин принимали на ура. Особенно подкупало зрителей то, что она сыграла свою полную противоположность.

В наши дни многие стали ездить в Стратфорд. Что до Робин, она ездит на спектакли в городок Ниагара-на-Озере.

Робин замечает три койки, стоящие в ряд напротив лифта.

– Это еще что? – спрашивает она Корал, дежурную сестру.

– Это временно, – с сомнением отвечает Корал. – В порядке перевода.

Робин вешает пальто и сумочку в стенной шкаф на посту, за спиной у дежурной сестры, и Корал объясняет, что этих пациентов перевели из Перта. Там, говорит она, не хватает мест. По чьему-то недосмотру произошла накладка, местный дом хроников к приему пока не готов, а потому этих временно определили сюда.

– Поздороваться с ними, что ли?

– Как хочешь. Я подходила – они не реагировали.

У всех трех коек высокие борта подняты, больные лежат на спине. Корал была права: все погружены в дремоту. Две старушки и один старик. Робин отходит, потом возвращается. Разглядывает старика. У него беззубый рот; вставные челюсти, если таковые имеются, вынуты. Волосы еще не растерял – седые, коротко стриженные. Изможденный, щеки ввалились, но лицо у висков широкое, сохраняет некоторые следы властности и – как в день их последней встречи – смятения. На лице стянутые, бледные, почти серебристые пятна – видимо, в тех местах, где были удалены злокачественные новообразования. Туловище чахлое, ноги под одеялом едва различимы, но грудь и плечи еще сохраняют черты прежней массивности, которая ей памятна.

Она читает табличку, прикрепленную к изножью койки.

АЛЕКСАНДР АДЖИЧ

Данило. Дэниел.

Вероятно, это его второе имя. Александр. Или же он лгал – из осторожности говорил ей неправду или полуправду, с начала и, считай, до конца.

Она подходит к посту и обращается к дежурной сестре:

– У этого есть история болезни?

– А что? Твой знакомый?

– Возможно.

– Сейчас посмотрю. Можно затребовать.

– Срочности нет, – отвечает Робин. – Когда будет минутка. Я так, из любопытства. Ладно, пойду к своим.

В обязанности Робин входит дважды в неделю беседовать с несколькими пациентами и писать отчеты о том, как идет просветление сознания после галлюцинаций и депрессий, помогают ли таблетки и какова реакция на посещения родных и близких.

На этом отделении она работает давно – с семидесятых годов, когда в практику внедрили содержание психиатрических больных вблизи от дома; многие поступают сюда повторно. Робин прошла курсы переквалификации, получив право работы с подобными пациентами, но ей в любом случае это не чуждо. Ее потянуло к такой деятельности после возвращения из Стратфорда, когда она не досмотрела «Как вам это понравится». В ее жизни все же произошла некоторая перемена – хотя и не та, какой она ожидала.