Кузнецов против абвера - Анатолий Степанович Терещенко

— чуть более семисот бойцов. В походе подразделения отряда будут беззащитны из-за нехватки боеприпасов и отсутствия инженерного оборудования — окопов, траншей, землянок, фуража… И он принял единственно правильное в сложившейся обстановке решение — дать бой карателям! Потом он скажет: «Это был самый тяжелый бой из 92, что пришлось выдержать отряду за весь период его действий во вражеском тылу».

Если говорить исходя из прочитанного об этом бое, следует заметить, что только высокий патриотизм, беззаветное мужество, массовый героизм бойцов и командиров и, конечно, точный расчет опытного оперативника Д.Н. Медведева помогли им одержать победу. В решающий момент, когда центральные позиции и штаб отряда могли быть смяты, в дело вступило резервное подразделение — усиленная рота Виктора Семенова.

Одна часть ее бойцов навалилась на артиллерию и минометы карателей, захватив их и перебив расчеты. После этого неприятельские стволы ударили по недавним их владельцам. Другая часть бойцов взяла в мешок командный пункт (КП) и радиостанцию, через которую шло управление боестолкновением. Около двадцати офицеров штаба карателей погибли. Был убит и сам командующий карательной экспедицией генерал-майор СС фон Пиппер. Его еще называли «мастер смерти» — и свои, и враги. На центральноевропейских театрах военных действий он заработал эту кличку — был жесток и свиреп не только с вооруженным противником, но и с мирным населением.

Анализируя решение Медведева задействовать «семеновцев», автор задумался, а не вспомнил ли Дмитрий Николаевич при выработке плана сражения с карателями исторический опыт Куликовской битвы, когда Дмитрий Донской для отсечения литовского войска использовал «засадных» людей во главе с воеводой Владимиром Андреевичем Бреноком. Что-то подобное было и с Наполеоном под Тарутином, и с Паулюсом под Сталинградом.

Каратели понесли огромные потери и бежали с поля боя. Партизаны взяли весь продовольственный обоз немцев: три пушки, по три батальонных и ротных миномета, много оружия и боеприпасов для винтовок и автоматов. Потери отряда — двенадцать погибших и около тридцати раненых. После недолгой передышки в два часа ночи отряд двинулся в северные леса Ровенщины в сторону Белоруссии. Для связи с Ровно Медведев оставил группу бойцов под командованием Бориса Черного…

* * *

10 ноября «Колонист» метнул противотанковую гранату в машину одного из заместителей Коха, шефа «Пакетаукцио-на», крейсляндвирта Курта Кнута. Шофер погиб, а Курт отделался контузией и легким ранением. А тем временем Лидия Лисовская и Мария Микота составили подробное описание образа жизни генерала Ильгена, вычленив главное — обедает он дома. А еще они сообщили, что денщика и адъютанта шеф отправил с чемоданами награбленного барахла и продуктов в Германию на срок с 10 по 17 ноября 1943 года. Получалось, что во время обеда в квартире, кроме Лидии, будет один денщик из русских «казаков». Часовой у входа — тоже «казак».

В операции, цель которой — пленить Ильгена, участвовали Кузнецов в звании обер-лейтенанта, Струтинский — солдат военно-транспортной администрации, Стефаньский — лейтенант вермахта, Каминский — офицер РКУ. И вот уже автомобиль — перекрашенный в серый цвет «адлер» — мчит по городу к месту проведения операции — белому одноэтажному особняку, где обретается Ильген. Кузнецов вглядывается в угловое окно. Тюлевая занавеска приспущена до половины. Это сигнал о том, что операция откладывается уже в третий раз. «Что за наваждение, — недоумевает Николай Иванович. — Ладно, выясним, что случилось на этот раз».

По договоренности он ждет Лидию в кафе за чашечкой кофе. Через десять минут появляется Лидия. Пара обнимается, дама целует офицера в щечку и сообщает, что шеф задерживается в штабе и будет в половине пятого. Они с Майей ждут их.

А там, по всей вероятности, шел «разбор полетов» после разгрома карательной операции. Выпив вместе с Зибер-том горьковатый напиток, она снова целует его и, поправив прическу, быстро покидает кафе. Офицер расплачивается за двоих. До начала операции было еще много времени. Светиться в городе было опасно.

— Маячить в городе не стоит. Поедем подышать в лес, — предложил Николай Иванович. Так и сделали, а ровно в четыре вновь подъехали на Млынарскую улицу к дому № 3. Занавеска в угловом окне теперь была поднята до самого верха!

— Генерал приехал? — по-немецки спросил Кузнецов «казака», охранявшего вход в дом.

Тот пробормотал, что не понимает по-немецки. Как потом выяснили, его звали Евтей Лукомский.

Отмахнувшись на такой ответ, обер-лейтенант решительно поднялся по ступеням крыльца и открыл дверь дома. В гостиной навстречу офицеру поспешил денщик. Он тоже был «казаком», но немного знающим немецкий.

Не успев выяснить цель прихода офицера, денщик вдруг узрел направленный на него ствол «вальтера». Черный зрачок пистолета глядел прямо в лоб.

— Тихо! Не шуметь! Мы партизаны. Понял? — крикнул по-русски Кузнецов.

Денщик (звали его Михаил Мясников), выпучив глаза и подняв руки вверх, завалился на бок. Его подняли. Обыскали. Оружия при нем не было. Потом в дом позвали Лукомского и обезоружили его. Струтинский надел каску «казака» и встал на пост. «Казаки», обезоруженные и перепуганные, сидели на полу.

А тем временем в доме провели обыск с изъятием разного рода документов, которые полетели в объемистые генеральские портфели. «Майя» идеологически обрабатывала «казаков»:

— Эх вы, вчера были Грицами, а стали фрицами… Да вы хоть знаете, что наши вчера взяли Киев?

И вдруг Лукомский, немного оттаяв, логично отреагировал:

— Товарищ командир, генерал на подходе, увидит нового часового, может шум поднять. Дозвольте снова мне на пост заступить?

Николай Иванович согласился с доводами Лукомского. У него из винтовки изъяли патроны, и он снова замаячил у входа в дом. Минут через двадцать послышался шум мотора. К дому подъехал черный «опель-капитан». Заскрипели ступеньки крыльца, и генерал вошел в прихожую. Лидия помогла Ильгену снять шинель. У «Майи» он осведомился, что будет сегодня на обед. Услышав в ответ, что картофельные оладьи со сметаной, он радостно похлопал ее по щеке и шагнул в гостиную. Завидев трех незнакомых военных и сидящего на полу денщика, он растерянно спросил непрошенных гостей:

— Кто вы и что вам надо?

— Спокойно, генерал, — приказным тоном ответил обер-лейтенант.

Поначалу Ильген растерялся, а потом бросился на Кузнецова, пытаясь, как бывший борец, провести то ли болевой, то ли удушающий прием, то ли вообще сбить «Колониста» с ног. Связанного по рукам и ногам с кляпом во рту генерала потащили в машину. А на столе осталась записка: «Спасибо за кашу. Ухожу к партизанам и забираю с собой генерала. Смерть немецким оккупантам! «Казак» Мясников».

На беду разведчиков, Ильген освободил руки, в одно мгновение вытащил кляп изо рта и заорал:

— Помогите! Помогите!

Партизаны едва успели его скрутить, воткнуть снова кляп и, набросив шинель на голову, уложить на пол автомашины, как вдруг раздался чей-то встревоженный голос:

— Что здесь происходит?

Кузнецов резко повернулся