Опыт нелюбви - Анна Берсенева

Федор произнес это уверенным тоном. Но никакой уверенности он не испытывал. Ладно, пусть воздух будет остывать постепенно и снижаться они будут постепенно, что вообще-то лишь предположение, но даже в этом случае нет ведь гарантии, что не опустятся прямо на деревья, не переломают при этом ноги и не свернут шеи.

Он посмотрел вниз. Лес тянулся сплошной широкой полосой. Тень от воздушного шара бежала по верхушкам деревьев.

– Вы на шаре уже летали? – спросил Тихон.

Федор заметил, что мальчишка тоже посмотрел вниз и лицо его сразу побледнело. Он поколебался: может, сказать, что летал? Но решил, что даже белая ложь в данном случае будет неуместна.

– Нет, – ответил он.

– А высоты не боитесь! – с завистью заметил Тихон.

– Я альпинизмом занимался. Потому и не боюсь.

– А в каких горах? – с интересом спросил тот.

Хорошо, что интерес отвлек его от страха.

– В разных, – ответил Федор. – В Кордильерах. В Аппалачах.

– А вот как это вообще делают? – задумчиво проговорил Тихон. – Берут снаряжение и прямо сразу в горы лезут?

– Как и все остальное, – пожал плечами Федор. – Тренируются сначала. Я даже в университетском парке тренировался. Там у нас стена есть, из валунов. Как только в занятиях перерыв, я по ней лазил.

– Где ж тут такую стенку найдешь? – вздохнул Тихон.

– Поискать – найдется. А ты что, альпинизмом решил заняться?

– Нет, я так. – Он снова с опаской глянул вниз. – Я это не очень-то люблю.

– А что любишь?

– Просто придумывать.

– Истории?

– Просто мысли.

– Просто мысли забываются.

– А я записываю.

– Правильно, – одобрил Федор. – Ну что, пора снижением заняться.

Мысли записывает – уже неплохо. Но проявлять к этому повышенный интерес он счел преждевременным. Как ни взволнован Тихон всем происходящим, а неизвестно, не вызовет ли у него отторжения посторонний интерес к его мыслям.

Федор перевел рычаг, который, как он предположил, регулирует подачу газа. Огонь стал сильнее, и шар снова начал подниматься. Нет, не то. Надо искать другой способ управления.

Рычагом он двигал наугад и с некоторой опаской. Но поскольку ничего другого сделать было невозможно, опаска его была не слишком велика.

Ситуации, когда нет выбора, возникали в его жизни редко. Да, собственно, и не бывало таких ситуаций.

– Вы почему улыбаетесь? – настороженно спросил Тихон.

– Потому что мне легко.

– Что легко? – удивился он. – Огонь загашивать?

– Легко находиться в ситуации, когда нет выбора.

– Ну да! – не поверил Тихон. – Когда нет выбора, то тяжело.

– Нет, легко. Понятно, что надо делать. Выбирать не из чего. А выбор – самое тяжелое и есть.

– Не знаю… – задумчиво проговорил Тихон. – Разве?

Кажется, его заинтересовала эта мысль.

– Точно, точно, – заверил Федор. – К тому же, когда нет выбора, то нет и соблазна лгать. Даже белой ложью.

– Белая – это какая?

Тихон заинтересовался еще больше.

– Это американское понятие. Значит, ложь во спасение. А бывает еще черная ложь. Та уже настоящая, подлая. Хуже черной лжи только самообман.

Это слово резануло слух, проехалось по сознанию, как пила. Вот уж действительно, нам не дано предугадать, как слово наше отзовется! Сочувствия, которое при этом должно наступить, Федор, впрочем, не испытывал. К кому сочувствие, к себе, что ли? Он не находил причин, по которым должен был бы себе сочувствовать. Недальновидность – не причина, занятость – еще меньше.

«Ладно, хватит, – оборвал он эти мысли. – Как вниз-то полетим?»

Кроме рычага, из систем управления имелась только веревка, соединенная с клапаном. Федор потянул за веревку – из клапана со свистом начал выходить теплый воздух, и шар медленно пошел вниз.

– Отлично! – сказал он. – Но торопиться не будем. Пусть лучше сам потихоньку остывает.

Шар снижался, это было видно. И хорошо, что снижение началось не само собой, а ровно тогда, когда Федор его и наметил, – когда закончилась полоса леса. Точность расчета его порадовала. Он, конечно, знал, что лес не будет тянуться долго, не тайга же кругом, обычное Подмосковье, но где закончится лесная полоса, представлял себе очень приблизительно, так что и снижение шара начинал регулировать почти наугад.

И вот теперь они снижались не над лесом, а над полями. Странно, что есть еще поля. Земля здесь золотая, удивительно, что на ней выращивают овес, а не строят дома.

Воздух из шара Федор больше не выпускал – шар снижался сам собой, остывая. Есть надежда, что он продолжит это делать не резко, а плавно. Надежда, но не уверенность.

– П-падаем…

Самообладание, которое он и так-то поддерживал в себе из последних сил, явно изменило Тихону. Он смотрел на приближающуюся землю расширенными от ужаса глазами, и зубы у него стучали.

– С чего ты взял? – пожал плечами Федор.

«Такое самообладание, как у тебя, просто бесчеловечно! – сказала Варя. И добавила: – Впрочем, как и все остальное в тебе».

В целом она была права. Но вот в этом конкретном случае его самообладание оказывалось кстати.

Река блестела под ними широкой полосой.

– Мы сейчас сядем, – сказал Федор. – Скорее всего, на воду. Это Москва-река. Ты плавать умеешь?

– Д-да…

– Хорошо. Но вода, учти, холодная, поэтому главная задача – как можно быстрее оказаться на берегу.

Главная задача была – уцелеть при посадке. Но говорить об этом перепуганному мальчишке Федор не стал. Корзина была уже в десяти метрах от реки.

– Держись за меня, – быстро сказал он и, не дожидаясь, пока Тихон за него схватится, сам обхватил его за плечи. – Садимся!

Они не опустились на воду – корзина просто плюхнулась в реку, как огромная лягушка. Но шар еще летел, хотя уже не вверх, а горизонтально, и корзина мчалась за ним по поверхности воды.

– Отлично! – крикнул Федор. – Как на водных лыжах!

Тихон был так перепуган, что уже не пытался скрывать свой страх нисколько. Он дрожал, вцепившись Федору в плечо, и тоненько, как кутенок, всхлипывал:

– Разобьемся… разобьемся…

Корзина зацепилась за берег; за корягу, может. Шар рвался дальше, и она дергалась тоже, как будто пыталась избавиться от досадной помехи.

– Все! – скомандовал Федор. – Давай на берег!

Ему было так легко, что он смеялся в голос. Повезло же им, повезло необыкновенно!