Укрощение герцога - Элоиза Джеймс

– Что ты хочешь этим сказать?

Глаза Джози увлажнились.

– Я не хочу, чтобы из-за тебя разгорелся скандал, потому что и без того мне трудно выйти замуж. Если узнают, что у тебя связь с незаконнорожденным братом Рейфа, как мне найти мужчину, который пожелает взять меня в жены?

На мгновение Имоджин пронзило чувство вины.

– О, дорогая, не беспокойся! – Она вернулась поцеловать сестру. – После сегодняшнего вечера я больше не стану выезжать с мистером Спенсером. И ты не должна волноваться из-за будущего весеннего сезона. Ты красивая молодая женщина.

– Я… – начала было Джози, – я устала от этих мыслей.

– Я буду крайне осмотрительной, – пообещала Имоджин.

Он стоял, прислонившись к стене фруктового сада и ожидая ее. Несмотря на то что сурово увещевала себя, пока спускалась по лестнице, невзирая на флирт с Рейфом и беседой с Джози… Имоджин почувствовала, как быстро и сильно забилось ее сердце.

Совесть ее не дремала и продолжала яростный монолог: «Ты ведешь себя не лучше шлюхи! Днем ты целуешь одного брата, а…»

Он двинулся навстречу приветствовать ее. Лицо его было затенено низко спускавшимися и переплетавшимися ветками яблонь, а поля шляпы опущены.

Она не могла видеть его глаз: были ли они бесстрастными, невыразительными, равнодушными, как за ужином? Но он заговорил, и его медлительная профессорская речь проникла в нее до костей и растопила их.

– Леди Мейтленд, я боялся, что вы не придете.

– Точность – вежливость королей, – сказала Имоджин. – А так как я не особа королевской крови, то с моей стороны было бы самоуверенностью приходить вовремя.

Он наклонился поцеловать ей руку.

– Я рад вас видеть. Опасался, что вы передумали.

– Это почти так. Куда мы отправимся сегодня?

Он придержал для нее приоткрытыми ворота сада.

– Может, предоставить пестрой толпе в Силчестере забавляться на ее собственный вкус? В Мортимере идет пантомима.

– Разве сейчас подходящее время для пантомимы? Разве не рано? Ведь еще только октябрь.

Гейб подсадил ее в экипаж.

– В Лондоне пантомимы играют ежедневно три месяца подряд, вплоть до Рождества. Признаюсь в своем детском пристрастии к пантомимам.

Имоджин усаживалась, расправляя складки плаща таким образом, чтобы ее полуобнаженные груди были не слишком на виду.

Коляска рванула с места, и Имоджин вдруг охватил приступ паники. Что, если он захочет поцеловать ее немедленно? Она пыталась придумать какую-нибудь тему, чтобы завести неспешную вежливую беседу.

– Вы видели когда-нибудь Джозефа Гримальди?

– Клоуна? В прошлом году смотрел спектакль с ним. Думаю, его интерпретация «горячих булочек» перещеголяла бы вас и прелестную Кристабель. Вы получили бы огромное удовольствие.

Больше Имоджин не могла ничего придумать, а Гейб, похоже, также имел мало желания разговаривать с ней, хотя и не проявлял склонности набрасываться на нее прямо в экипаже и целовать. Это ее сбивало с толку. Нынче днем они с Рейфом болтали так непринужденно! Затянулось ли их молчание потому, что Гейба интересовала лишь доступность женщины и у него не было причины развлекать ее беседой?

Эта мысль вызвала у нее беспокойство. Но идея посмотреть пантомиму привлекала ее, и она не могла противостоять соблазну.

– Это будет «Золушка»? – спросила она. – Мои сестры и я читали эту пьесу в «Источниках Экермана», когда жили в Шотландии.

– Весьма вероятно, – ответил Гейб. – Это одна из самых популярных пантомим. Я видел ее, когда она впервые шла в «Друри-Лейн»… Это было, должно быть, лет десять назад.

– А другие виды театрального искусства вас привлекают? Я имею в виду не пантомимы.

– Да, я люблю театр, хотя сам никогда не пробовал силы на сцене. И, скажу честно, жду не дождусь такой возможности.

– Кажется, роль мистера Медли довольно интересная. А подумайте, что досталось мне! Роль невинной деревенской простушки.

– Которой удается отхватить самый лакомый кусок, – сказал Гейб. – Вы оставляете в дураках этих городских красавиц Белинду и миссис Ловейт и получаете главный приз.

– Если Дориманта можно так назвать.

– Как вы думаете, мой брат хорошо сыграет Дориманта?

– Ну, едва ли его можно назвать распутником, – сказала Имоджин, ощутив вдруг странное желание защитить его.

Гейб рассмеялся.

– Леди ваших достоинств не должна даже иметь представления о том, каковы признаки настоящего ловеласа.

Имоджин прищурилась.

– Смею вас заверить, – сказала она холодно, – что мое длительное знакомство с вашим братом привело меня к пониманию, что у него нет ничего общего с Доримантом. Может, сэр, вам бы следовало поменяться ролями с братом?

Он рассмеялся, и у нее возникло жутковатое чувство, потому что этот смех так напомнил ей Рейфа.

– Мой брат будет польщен вашим мнением о нем и вашей лояльностью.

Имоджин фыркнула и вошла в театр «Форчун», прошествовав мимо мальчика, придерживавшего дверь открытой, так быстро, что он не успел насладиться созерцанием ее груди. Фойе театра было украшено полотнищами красного бархата и ярко освещено.

– Кажется, у них газовое освещение, – заметил Гейб.

– Это один из лучших и самых известных театров вне Лондона, – сообщил им консьерж, ожидавший, чтобы проводить их к местам. – У нас лучшие представления во всем графстве.

Он покосился на яркое платье Имоджин.

– Мы будем слишком заметны, если я возьму ложу, – сказал Гейб ей на ухо, пока они шли к своим местам по центральному проходу. – Но я не хочу сидеть и рядом со сценой.

– Почему же?

– Вероятно, вы никогда не видели пантомиму? – сказал Гейб, направляя ее легким прикосновением к плечу вслед за служителем с фонариком в руке.

– Не видела, – призналась Имоджин. – Я знаю, что у них были гастроли в Глазго в прошедшие несколько лет, с тех пор как они приобрели популярность в Англии, но мой отец не любил путешествовать.

«Потому что, – добавила она про себя, – он никогда не стал бы тратить деньги, которые можно было употребить на бега».

– В таком случае я имею честь познакомить вас с искусством пантомимы и уверяю вас, что нам не стоит располагаться близко к сцене.

Имоджин опустилась в кресло, обитое красным бархатом. С обеих сторон размещались ложи, из которых в изобилии струился бархат и цепи из искусственного жемчуга.

– На удивление вульгарно, – прокомментировал он вполголоса.

– А мне нравится, – не согласилась Имоджин. – Это напоминает мне изображение золоченой колесницы, которое я однажды видела.