Трава была зеленее, или Писатели о своем детстве - Андрей Георгиевич Битов

детства личных воспоминаний нет. Ни одного фрагмента, ни единой законченной сцены. Тем интереснее было слушать мамины рассказы. По мнению родительницы, я всегда была ребенком незаурядным: во мне с малых лет открывался и дар пророчества, и по-взрослому зрелый ум, и стихотворный талант. Взять, к примеру, дар предвидения — на этот случай есть мамин рассказ «про апельсин».

Мне был только годик, я не умела еще толком говорить и выстраивала лишь небольшие фразы. Даже далеко не все слова мне тогда удавались. Например, слово «муха», первое в моем арсенале по утверждению мамы, звучало четко и ясно. А вот бедная «бабушка» казалась чем-то непроизносимым. В итоге прародительница называлась «Аббя» — от татарского «Эби». С этим незамысловатым набором слов мы с родителями и отправились отдыхать летом в Атлашкино — туристическую базу неподалеку от родной Казани. Огромные сосны, песчаный берег Волги, лодочки, катамараны, четырехразовое питание в столовой — рай для советского человека. И вот идиллическая картина. Молодые муж и жена с маленьким ребенком катаются в лодке, отец увлеченно гребет, уже добрались до середины реки, и вдруг дитя настойчиво требует:

— Хочу апельсин.

Родителей поразила не только четкость произношения, но и само требование. Кто помнит конец семидесятых, прекрасно знает, что достать апельсины в то время было практически невозможно. Если этот экзотический фрукт каким-то чудом и «выбрасывали» на прилавки, за ними тут же выстраивалась змеистая очередь, во главе с ветеранами и льготниками. Да и то происходило такое по большей части под Новый год, никак не в разгар лета, в забытом богом Атлашкино, почти в пятидесяти километрах от Казани. Да еще когда трое в лодке посередине реки.

— Дианочка, здесь нет апельсинов, — возразила мудрая мама, — мы же не в городе, а на Волге.

— Есть! — ответило строптивое чадо. — Хочу апельсин!

Родители попытались закрыть тему, но не тут-то было. Чеканная фраза «хочу апельсин» подавалась теперь как навязчивая речёвка. Через пару минут отдых превратился в ад. Ребенок не успокаивался, требуя немедленного удовлетворения неадекватных потребностей. Мать старалась интеллигентно объяснить, что бессмысленно желать невозможного, но это лишь усиливало накал страстей. В катании на лодке из-за орущего в ней младенца больше не было никакого удовольствия, и немногословный отец повернул к берегу. Причалили, вытащили суденышко на песок, привязали к колышку и… увидели отдыхающих, несущихся к столовой вопреки заведенному на базе распорядку приема пищи.

— Время ужина поменяли? — успела поинтересоваться мама у пробегающего мимо пузатого дядьки в спортивных трусах.

— Нет! Фрукты привезли. У кого дети, отпускают по килограмму.

Не заходя в свой домик и повинуясь инстинкту добытчиков, побежали в столовую. Отстояли длиннющую очередь и стали обладателями сокровищ — шести ярко-оранжевых апельсинов с черными наклейками-ромбиками на боках. Наклейки эти потом еще долго преследовали родителей, появляясь то на теле ребенка, то на его одежде. Мама и папа в недоумении переглянулись, а дочь самодовольно улыбаясь и запихивая в рот первую дольку, победно заявила:

— Сказала, хочу апельсин!

Ну что тут ответишь. Мама с папой так и стояли, молча открыв рот.

Еще одна любимая история из маминой коллекции — про «Тихий Дон». Мне тогда только исполнилось четыре года. Изъяснялась я к этому времени уже вполне внятно, и нередко клеймила позором товарищей по детскому саду, которые не умели по-человечески, на мой взгляд, произносить слова.

— Мама, машина же это — машина? Так?

— Конечно, дочка. А что?

— Вот и я им говорю! А они «бибика» да «бибика», — пылала я праведным гневом.

Однажды вдоволь повозмущавшись, я забралась под стол в нашей единственной комнате и принялась разбирать игрушки, которые хранились там в большой коробке. Мама с папой тем временем включили телевизор и стали смотреть «Тихий Дон». Полный драматизма многосерийный фильм-эпопея как раз шел на голубых экранах. Родители увлеклись просмотром, а я — игрой. Страсти в кино разгорались нешуточные — Григорий Мелехов окончательно запутался в жизни и после долгой встречи с Аксиньей вернулся к Наталье, жене. Сидя спиной к телевизору и, казалось, увлеченно занимаясь своим делом, я вдруг громко и резко отметила:

— Наконец-то сподобился с собственной женой лечь!

Продолжая играть, даже не повернув в сторону экрана головы. Родители мои так и прыснули со смеха. А я не могла понять, чего они, собственно, так развеселились…

Было еще много других историй, которые давно превратились в семейные байки и рассказываются вместо анекдотов за праздничным столом. Хорошая, по-моему, традиция — каждому человеку приятно послушать о себе маленьком, узнать, что именно он «выдавал» в счастливом беспамятном детстве и как сильно его тогда любили.

Не так давно и мы всей семьей сидели за праздничным столом. У нас с мужем четверо детей. Старшая дочка — кровная, ей скоро семнадцать. Младшую мы удочерили, когда ей было всего два месяца, теперь уже собираемся отмечать три годика. Средней, приемной дочке, четырнадцать лет, вместе мы полтора года. А приемному сыну недавно исполнилось семнадцать, он с нами всего шесть месяцев. И вот, сидим мы, беседуем, выступает перед публикой Даша, средняя. Она у нас настоящая артистка. Немного хорошего настроения, и вся семья уже хохочет до слез. Жаль, веселое расположение духа случается с ней пока не так часто, как мне того хотелось бы, но тем ценнее такие подарки. В тот вечер всем нам несказанно повезло: Даша была счастлива. Она наконец смогла побывать в квартире, в которой выросла. До девяти лет Даша жила с кровной мамой, потом случилась беда, и дочка оказалась в приюте. Долгих четыре года она провела в детском доме, и все это время их с мамой комната в коммунальной квартире стояла опечатанной. И вот, наконец, свершилось. Даша не забрала из прежнего дома ничего, кроме своих детских фотографий — самой большой ценности. Целый час мы всей семьей рассматривали умилительно щекастого младенца, взрослеющего от снимка к снимку, и слушали рассказы дочки о детстве. Много всего сохранилось в этих историях — как она была счастлива с мамой, каким самостоятельным ребенком росла, как с пяти лет гуляла одна по улице и сама себе готовила еду, если в доме были продукты, как кормила маму, которая забывала поесть. А однажды у них в комнате завелись клопы, и пришлось вытряхивать все вещи, перебирать постель, снимать с кровати матрас и тащить его в подъезд. Они с мамой выбивали, выстукивали матрас, а мелкие вредные насекомые выскакивали и сразу бросались врассыпную. Приходилось прыгать по всему подъезду, давя клопов тапками, чтобы они не разбежались по соседям. Даша рассказывала, показывала, как это было, а мы всей