Лукреция Борджиа. Три свадьбы, одна любовь - Сара Дюнан

Фрейлина прибежала быстро.

– Что? Что случилось, госпожа? Что с вами?

– Дело сделано. Заявление подписано. Кардинал Валенсии… – Она запнулась, покачала головой. – Я хочу, чтобы ты упаковала кое-какие мои вещи. И скажи главному конюху, что еще до того, как стемнеет, нам нужны лошади и кареты, пусть готовит. Никому ни слова!

– Мы уезжаем? Куда?

– К южным воротам.

– Но куда мы держим путь, госпожа?

– В Сан-Систо. Я более не замужняя женщина. Мы едем в монастырь.

Будь у нас не одна, а семь тиар – все их с великой радостью отдали бы мы за жизнь нашего сына.

Папа Александр VI. Июнь 1497 г.

Стояла середина июня. Изнуряюще жаркие дни, наполненные душным летним ароматом, тянулись долго, и лишь легкий бриз приносил облегчение. Глубоко в подвалах огромного дворца слуги спускались в ледяные ямы, чтобы добыть заветные кубики для изготовления лимонного шербета или охлаждения летних вин. Выдался отличный урожай, рынки ломились от фруктов, а абрикосы таяли во рту словно мед. Полноводная река искрилась под лучами солнца, и пока неторопливые лодочники, обнаженные по пояс, вели медлительные баржи с древесиной и продуктами от одной пристани к другой, вдали от центра города пастухи лежали в полудреме в траве среди развалин, пока их стада умиротворенно паслись на руинах древней истории.

В своих виноградниках недалеко от старых бань Диоклетиана Ваноцца наблюдала за приготовлениями к семейному обеду. Новости о недавнем отъезде Лукреции опечалили всех, но она мало чем могла помочь. Дочь забрали у нее и отдали Адриане, когда той едва исполнилось шесть лет, и, в отличие от Чезаре, они так и не сумели сблизиться. Какой бы болезненной ни была эта потеря, Ваноцца научилась жить с ней. Однако теперь она с новой силой ощутила ее: девочка, которая убегает в монастырь, где провела все детство, потому что ее брак рассыпался, нуждается в материнской заботе. Она написала ей осторожное письмо: «Я понимаю, что ты должна исполнять желания отца, но порой это очень непросто. И я как никто другой знаю это. Если тебе потребуется моя помощь…»

А внизу поставила обычную подпись: «Твоя несчастная мать, Ваноцца Каттанеи».

Но ответа снова не последовало. Она слышала, что Александр впал в бешенство из-за того, что Лукреция уехала, не спросив его разрешения, и послал за ней когорту папских войск, чтобы те привезли ее домой, но они вернулись ни с чем. Настоятельница доминиканского монастыря Сан-Систо была настроена решительно. Она встретила их у ворот и вместо щита заслонилась именем Божьим.

– Молодая женщина ищет здесь убежища. И не нам отказывать ей в этом праве. Скажите его святейшеству, что мы защитим ее, пусть даже ценой своей жизни, и будем заботиться о ней, пока она не почувствует, что готова уйти.

Даже Александр VI не мог взять штурмом монастырь и выйти сухим из воды.

А люди, задыхаясь от восторга, пересказывали друг другу последние сплетни. Дочь папы стала монахиней! Брак – или то, о чем лучше помалкивать – направил ее к Богу, и папа вне себя, ведь он не может забрать ее из монастыря.

– Грязная клевета! – вспылил Александр, когда вице-канцлер Сфорца высказал озабоченность происходящим. – Я отправил туда дочь сам – пока ваш упрямый племянничек не соизволит объясниться, для нее там самое место. Может, вам следует сказать ему об этом. Или это сделать мне? Не могу поверить, что вы и герцог Милана ставите его мелкие проблемки превыше глубокой и несомненно полезной дружбы наших семей.

В Пезаро Джованни обхватил голову руками и застонал. Августинец, чьи немалые усилия так и не увенчались успехом, отбыл обратно в Рим. Решение проблемы требовало более веских доводов, чем мог предоставить Бог.

* * *

Ваноцца накрыла элегантный стол под длинной перголой[5]. Все тревожные мысли о дочери она на время отбросила. Нечасто ей доводилось наслаждаться компанией обоих старших сыновей, а сегодня они придут к ней вместе с кузеном папы кардиналом Хуаном Борджиа из Монреале и еще несколькими близкими родственниками.

Наступил прекрасный летний вечер. Чезаре и Хуан прибыли в пышных нарядах в сопровождении конюхов и почти незаметного Микелетто – два молодых льва в расцвете сил являли комплимент увядающей красоте своей матери. Если в любое другое время они в ее присутствии обязательно бы поцапались, сегодня все вели себя исключительно мирно. Хуан держался надменно, настроение у него было хорошее, он травил шутки и великодушно раздавал комплименты. Чезаре, напротив, отмалчивался. Ваноцца была привычна к такому настроению старшего сына: внешне он мог выглядеть неестественно спокойным, в то время как мозг его активно работал. Сегодня, впрочем, он казался совершенно расслабленным. Задумчивым. И таким красивым. Менее чем через две недели он облачится в одежды папского наместника и возведет на престол нового короля Неаполя. Какие бы амбиции он ни питал, на данный момент это было для него большим достижением. Ваноцца не могла оторвать от него глаз. «Боже, – думала она, – как же ты благоволишь ко мне! Милостью твоей я еще успею увидеть его на самой вершине. Стать матерью папы, мне, дочери непонятно кого…» И она, обычно такая благоразумная и рассудительная, уткнулась лицом в венецианский шелк, который сын принес ей в подарок.

Когда разговор коснулся Лукреции, Чезаре успокоил ее.

– Расторжение брака – дело сложное. Ей придется присутствовать в суде. Будет лучше, если она приедет туда из монастыря.

– Но это произошло так неожиданно. И она никого к себе не пускает. Я слышала, даже тебя.

– Верно. – Он запнулся. Ведь и правда, Лукреция отказала ему в визите. – Да ты можешь представить меня в монастыре?

Все за столом рассмеялись.

– Я могу, – вклинился в разговор Хуан. – Но им придется сначала запереть всех монашек по кельям.

– Это чтобы он до них не добрался или они до него? – сказал кто-то, и смех зазвучал еще громче.

– Так, значит, ты не общаешься с ней? – не сдавалась Ваноцца.

– Напрямую нет. Но у нас есть гонец: молодой испанец, который работал на папу, а теперь работает на меня. Он ездил к ней, когда она жила в Пезаро. Хороший человек, честный и не болтливый. Ему можно доверить семейные дела.

– Хорошо. Надеюсь, она не слишком сильно печалится.

– Все, что ей нужно, это заботливый муж, – засмеялся Хуан. – Ах, эти женщины! От них больше проблем, чем удовольствия.

– Ты говоришь прямо как твой отец, – мягко ответила Ваноцца.

* * *

Когда застолье закончилось, время подходило к полуночи. Хуан оставался в центре внимания, не в последнюю очередь потому, что в конце трапезы к нему присоединился бородатый человек в маске, который сел с его конца стола, но никак не представился.