Бунтарка и Хозяин Стужи - Валерия Михайловна Чернованова

в груди словно зажглось маленькое солнце. — Видеть мою дочь, мою девочку… Нет лучшего лекарства. — Она протянула ко мне руку, и я, пересев поближе, сжала тонкую, почти невесомую кисть, а потом прижалась к ней губами. — Ливи, а где Иштван? — спросила мама тихо. — Фабиан?

Зеленые глаза заблестели от подступающих слез, и я поспешила сказать:

— Фабиан еще не знает, что мы нашли тебя. Но с ним все хорошо! Все… хорошо, — повторила тише и увидела, как мама облегченно выдохнула. — А папа…

Как бы ни было тяжело рассказывать о его смерти — пришлось. Мама слушала, не перебивая. Держалась. Только несколько слезинок скользнули по бледным щекам, но она все равно постаралась улыбнуться и, когда я замолчала, тихо произнесла:

— Я уже и не ждала и не надеялась, что когда-нибудь снова вас увижу. Это чудо, Ливи. Чудо, что мы снова вместе.

— Теперь только так и будет, — с жаром заверила я. — Теперь мы будем вместе всегда! Ты, я, Фабиан.

Лекарь коснулся моего плеча:

— Норре Селланд нужен отдых. Ей нужно поспать…

Я не шелохнулась, не желая ее оставлять.

— Все в порядке, норд Каэтан, — сказала мама.

Кажется, от ее улыбки целитель смутился.

— Сейчас мне нужны только мои дети. Они мое лекарство и исцеление. Позовите, пожалуйста, моего сына. Я хочу его видеть.

Придворный врачеватель сдался без боя, словно завороженный ее голосом. Я и сама вслушивалась в него с восторгом, с какой-то детской радостью и благоговением. Вслушивалась и продолжала держать маму за руку, а она продолжала смотреть на меня и улыбаться.

Вскоре двери распахнулись снова, и в спальню, взволнованный и растрепанный, влетел Фабиан.

Магическое кресло зависло в нескольких шагах от кровати.

— Мама? — взволнованно выдохнул брат.

Когда Снежный ее забрал, Фабиану не было и месяца. Он совсем ее не помнил… точнее, совсем не знал, и сейчас смотрел на нее глазами, полными надежды и удивления.

— Фабиан! — Несмотря на слабость и наказы Каэтана, мама в одно мгновение оказалась на ногах. Пошатнулась, но устояла, после чего мягко опустилась перед креслом брата. — Мальчик мой…

Ее взгляд скользнул по неподвижным ногам Фабиана, накрытым пледом, и брат уверенно сказал:

— Норд Каэтан со мной занимается и очень скоро поставит на ноги. Вот увидишь! Я стараюсь, очень стараюсь. Правда! Я обязательно скоро тебя порадую!

Маме пришлось приложить немало усилий, чтобы справиться с набегающими слезами. Нам обеим. Я рассказала о трагедии, случившейся на горке, а Фабиан, не желая задерживать ее внимание на прошлом, стал хвастаться своими успехами. Мама слушала внимательно, то хмурясь, то улыбаясь.

И с нежностью смотрела на нас с братом.

А я не могла отвести от нее взгляда, и любовалась, любовалась, любовалась. Внешне она вроде и изменилась (все-таки прошло десять лет, и явно не самых простых в ее жизни), но в то же время осталась прежней. Тот же взгляд, та же улыбка. Тот же тихий, ласковый голос, под который я, убаюканная, засыпала ночами.

Ближе к вечеру пришла Дорота. Постучалась осторожно, а переступив порог и поставив на стол поднос с едой, замерла посреди комнаты, не решаясь к нам подойти. Стояла с таким видом, будто привидение увидела.

Мама первой нарушила повисшую тишину:

— Дорота, милая… Не знаю, смогу ли я когда-нибудь отблагодарить тебя за заботу о детях. Без тебя им бы пришлось совсем тяжело. Твоя любовь и поддержка бесценна.

— Да какая там поддержка, госпожа, — сбросила оцепенение кухарка и смущенно сказала: — Это скорее они всегда меня поддерживали. И маленький Фабиан, и Ливи для меня как родные. И даже больше! Они моя семья.

Робко улыбнувшись, Дорота приблизилась к кровати. Мама крепко ее обняла, украдкой прошептав:

— Спасибо, родная.

Не знаю, сколько прошло времени — за разговорами оно летело незаметно, — но когда вернулся лекарь, глаза у мамы слипались, а за окнами уже давно рассыпался звездами ясный, холодный вечер.

— А вот теперь я точно буду вынужден настоять на отдыхе, — приняв строгий вид, проговорил целитель. — Уже поздно, и норре Селланд необходим сон. А вы, молодой человек, — перевел он не менее строгий взгляд на Фабиана, — пропустили занятие.

— Но я ведь был с мамой!

— На первый раз прощаю, — смилостивился Каэтан.

Помог мне пересадить брата в кресло, после чего одарил меня взглядом, долгим и многозначительным, ясно говорящим: вам, нэри Селланд, пора выметаться. И как бы мне ни хотелось остаться с мамой, пришлось послушаться. Поцеловав ее, я пообещала, что завтра, как только проснусь, сразу к ней приду.

— Завтра я от тебя ни на шаг не отойду.

Мама ласково улыбнулась:

— Не бойся, Ливи, я больше никуда не пропаду. Теперь не пропаду.

Со вздохом отстранилась и нехотя последовала за Доротой и братом к выходу. Мы столько еще друг другу не рассказали, о стольком не узнали. Мама старалась избегать разговоров о времени, проведенном у Родуэлла, о своем пленении… да о многом! А я при Фабиане не решилась настаивать, понимая, что о некоторых вещах десятилетнему ребенку лучше не знать.

— До сих пор не могу поверить! — воскликнул брат, когда мы оказались у него в комнате. — Мама жива! Она здесь, с нами. Лив, Ливи, я никогда так не радовался!

Я взъерошила каштановые пряди брата и, приобняв его, прошептала:

— Я тоже очень рада. Счастлива!

— Но почему ты ничего мне не сказала? — Брат слегка насупился.

— Потому что не хотела, чтобы ты переживал.

— Продолжаешь обращаться со мной, как с ребенком?

— Так ты и есть ребенок! — рассмеялась я, после чего легонько щелкнула его по носу и предложила: — Поужинаем вместе?

— А как же его величество?

— Что — величество? — удивилась наигранно.

— В последнее время ты ужинаешь с ним.

— Иногда, — как можно безразличнее пожала плечами.

— Да постоянно! — весело возразил Фабиан.

Мне хотелось увидеть Снежного, расспросить об эрцгерцоге, о том, что будет ждать мерзавца за похищение. Хотелось поблагодарить и… просто увидеть. Но Хьяртан меня не звал, а идти к нему сама я не решалась.

— Иногда мы допоздна занимаемся, отсюда и совместные ужины, — чувствуя, что щеки начинают гореть, как могла оправдалась я и попросила служанку принести еду в комнату брата.

После ужина еще немного посидела с Фабианом и, только когда он начал зевать, пожелала ему доброй ночи и отправилась к себе.

Но до себя так и не дошла. Желание увидеть его, спросить, что было после того, как мы расстались, просто услышать его голос оказалось сильнее любых доводов разума.

— Я немного прогуляюсь, — сказала стражнику, что следовал за мной по пятам, и решительно зашагала к лестнице.

Наверное, я идиотка, и