Призрак Оперы. Тайна Желтой комнаты - Гастон Леру

куда он в прошлый раз перенес девушку, лишившуюся сознания, однако же меня не покидало опасение, что сейчас он бродит где-то вокруг нас с пенджабской удавкой наготове.

Никто лучше его не умеет бросать пенджабскую удавку, он по праву считается князем палачей, равно как и королем иллюзионистов. В пору, когда он рассмешил младшую жену султана во времена жестоких и кровавых забав, которые с иронией именовали сладостными ночами Мазендарана, она потребовала, чтобы он придумал что-нибудь такое, что бы ее до дрожи пробрало, и он не придумал ничего лучше, чем игра с пенджабской удавкой. Эрик бывал в Индии и приобрел невероятную ловкость в обращении с ней. По приказу султанши его запирали в небольшом внутреннем дворике, куда вталкивали воина – чаще всего приговоренного к смерти, – вооруженного длинным копьем и большим мечом. У Эрика же была только эта удавка, и вот в тот момент, когда воин готовился нанести последний, смертельный удар, слышался свист удавки. Одним движением кисти Эрик затягивал тонкий шнурок лассо на шее противника и подтаскивал тело к высокому окошку, откуда наблюдала за схваткой султанша со своими служанками, получая в награду восторженные аплодисменты. Султанша тоже научилась бросать удавку и умертвила таким образом немало служанок и даже нескольких своих подруг, пришедших ее навестить. Но я предпочту оставить жуткую тему сладостных ночей Мазендарана. Я упомянул об этом лишь затем, чтобы объяснить, почему я то и дело напоминал виконту де Шаньи в подземельях Оперы, как следует держать руку, чтобы избежать удавки Эрика. В лабиринте наши пистолеты были бесполезны, поскольку я был уверен, что, если Эрик сразу не воспрепятствовал нам пройти по проходу коммунаров, он не станет сражаться в открытую. Но он мог в любой момент метнуть свою удавку. У меня не было времени объяснять виконту, что где-то в темноте нас ждет свистящее лассо Эрика, да если бы и было, я не стал бы вдаваться в подробности. Я ограничился тем, что посоветовал ему постоянно держать руку полусогнутой на уровне лица, как держат пистолет в ожидании команды „Огонь!“. В этом положении даже ловкий душитель не сможет набросить на шею жертвы удавку, потому что вместе с шеей шнурок обхватывает руку и петлю, ставшую бесполезной, легко снять.

После того как мы с виконтом избежали встречи с комиссаром полиции, „закрывальщиками дверей“, пожарными, впервые столкнулись с крысоловом и его крысами, не попались на глаза таинственному субъекту в фетровой шляпе, нам в конце концов удалось пробраться на третий этаж подземелья. Мы протиснулись между опорой балки и декорацией к „Королю Лахорскому“, повернули камень и спрыгнули прямо в убежище, которое Эрик соорудил внутри двойной стены фундамента театра. (Кстати, Эрик был одним из первых каменщиков у Филиппа Гарнье, архитектора Оперы, и продолжал работать в одиночку, тайком, когда работы были официально приостановлены во время войны, осады Парижа и Коммуны.)

Я слишком хорошо знал Эрика, чтобы самонадеянно полагать, что мне удалось выведать все ловушки, которые он мог сотворить за это время; поэтому, когда мы проникли в его дом, я приготовился ко всякого рода неожиданностям. Я знал, что он строил дворцы Мазендарана. Одно из самых лучших сооружений в мире он превратил в дьявольский дом, где нельзя было произнести даже вполголоса ни слова, чтобы это не передалось повсюду посредством эха. Причиной скольких семейных драм, скольких кровавых трагедий стал Эрик со своими люками-западнями! Не говоря уже о том, что в этих дворцах с их обилием ловушек никогда нельзя было сориентироваться, где ты находишься. Он сделал удивительные изобретения, и самым любопытным, самым ужасным и опасным из них, конечно же, была „камера пыток“. Обычно в эту комнату бросали приговоренных к смерти, хотя султанша нередко забавлялась, подвергая мучениям невинных горожан. Мне кажется, что это было самое изощренное и жестокое из развлечений, придуманных Эриком для „сладостных ночей Мазендарана“. Когда посетитель „камеры пыток“ впадал в отчаяние, ему милостиво разрешалось покончить с собой при помощи пенджабской удавки, которую специально для этого оставляли у подножия железного дерева.

Хотя волнение мое было велико, я сразу увидел, проникнув в убежище монстра, что комната, в которой оказались мы с виконтом, прыгнув из прохода, являлась точной копией „камеры пыток“ в Мазендаранском дворце.

Под ногами я нашел пенджабскую удавку, которой так опасался весь этот вечер. Я уже пришел к выводу, что именно так был задушен Жозеф Бюкэ. Должно быть, шеф, отвечавший за рабочих сцены, как-то вечером застиг Эрика в тот момент, когда тот возился с камнем на третьем этаже подземелья. Из любопытства Бюкэ, видимо, в свою очередь последовал в тайный ход, прежде чем камень закрылся за ним. Он упал в „камеру пыток“, откуда Эрик вызволил его уже мертвым. Я живо представил себе, как Эрик, чтобы избавиться от трупа, дотащил его до декорации к „Королю Лахорскому“ и повесил там, чтобы другим было неповадно или чтобы усилить суеверный ужас, который помогал ему охранять подступы к своей пещере.

Однако, поразмыслив, Эрик вернулся за пенджабской удавкой, искусно сплетенной из кошачьих кишок, потому что она могла привлечь внимание судебного следователя. Только так я могу объяснить исчезновение „веревки повешенного“.

И вот я нашел эту веревку под нашими ногами в „камере пыток“. Я вовсе не трус, но лоб мой покрылся холодной испариной. Луч фонаря, при свете которого я обследовал стены этой печально знаменитой камеры, задрожал в моей руке.

Заметив это, виконт де Шаньи с тревогой спросил:

– Что случилось, сударь?

Я нетерпеливым жестом заставил его замолчать; оставалась последняя надежда, что злодей еще не подозревает о нашем присутствии в „камере пыток“.

Однако даже эта призрачная надежда не сулила спасения, ибо, как можно было предполагать, „камера пыток“ служила для защиты его убежища на озере со стороны третьего подвального этажа и, возможно, начинала действовать автоматически.

В таком случае пытки также должны были начаться автоматически, и неизвестно, какое из наших действий станет сигналом к их началу.

Я посоветовал своему спутнику сохранять полную неподвижность.

Жуткая тишина нависла над нами.

Красноватый луч моего потайного фонаря продолжал метаться по стенам и по полу комнаты, и я узнавал… узнавал…»

Глава 23

В «камере пыток» (Продолжение рассказа Перса)

«Мы находились в центре небольшого зала, по форме представлявшего собой правильный шестигранник, все шесть стен которого были сплошь покрыты зеркалами, от потолка до пола. По углам размещались вставки из наборных зеркальных пластинок, которые могли поворачиваться на барабанах… О, я тотчас узнал их… узнал железное дерево в углу,