Так не бывает, или Хрен знат - Александр Борисов
Шрифт:
Интервал:
Карты боевых действий и сводок с места событий в газетах ещё не было. Военные корреспонденты рассказывали о суровых буднях Каира. В городе шли учения по гражданской обороне. Несколько раз в день подавались сигналы учебной воздушной тревоги. Люди дружно гасили свет, не отходя от приёмников. В эфире звучали военные марши, изредка – короткие сводки. Утром сказали, что сбито двадцать три израильских самолёта, к вечеру эта цифра выросла до сорока двух. Армейские ставки не подавали признаков жизни…
О возвращении бабушки оповестил Мухтар. Услышав её голос, он всегда рисовал хвостом правильные круги. Ещё бы – кормилица!
– Болееть он, – доносилось откуда-то с улицы. – Ох, даже не знаю. До завтрева вряд ли выздоровить…
С кем она там разговаривает? Сквозь щели в заборе мудрено рассмотреть. Но кажется, с кем-то из взрослых. Витьку Григорьева она бы отшила одной-единственной фразой: «Не выйдеть, и всё!» А тут… слишком долго и обстоятельно. Ладно, пора линять. Нужно будет, сама расскажет. Я аккуратно свернул газеты, засунул в почтовый ящик, вернулся в большую комнату и продолжил болеть во всех смыслах этого слова. За себя да за друга Ивана, которому удача не помешает.
В этом плане всё-таки хорошо, что кардинальная альтернатива миру ещё не грозит. Пули будут попадать в строго определённое место, снаряды падать в одну и ту же воронку, а шары спортлото выкатываться на лоток в такой же последовательности, как раз и навсегда зафиксировано в ещё не написанной истории тиражей.
Наконец лязгнула пружина калитки. Бабушка закончила свои «траляляшки» и важно прошествовала мимо окна.
Все старики того времени одевались почти одинаково. У дедов на голове фуражки, шитые на заказ из диагонали защитного цвета, который впоследствии назовут ненашенским словом «хаки». У справных хозяек в ходу валяные ноговицы, прошитые лайковой кожей, цветастые платья ниже колен, а на плечах лёгкие куртки из чёрного бархата и пуховые платки. Настоящий оренбургский платок легко отличить от подделки: при кажущейся величине он должен легко проскальзывать сквозь обручальное колечко любого размера.
Елена Акимовна тоже держалась за эту моду. Она у неё была одна и на всю жизнь. Дед, правда, фуражек защитного цвета не признавал, жарко в них голове при его ранении. Дома обходился соломенной шляпой, а в город надевал фетровую.
Он заехал во двор через пару минут после бабушки. Верней, не заехал, а завёл велосипед руками и поставил его у лестницы, ведущей на чердак. В углублении над переносицей – мелкие капли пота. Рубаха хоть отжимай. Намахался тяжеленной тяпкой.
– Ну слава богу! – сказал.
Надо понимать, пошабашил.
Бабушка норовила ухватить меня за штаны, но промахнулась. Куда ей с кастрюлей в руке! Я был уже рядом с дедом. Больной не больной, а какой же я «хвостик», если его не встречу? Наверное, лет с пяти мы с ним, как иголка с ниткой. И виноградную лозу сажали у Корытьковых, и штукатурили стены на половине Ивана Прокопьевича. Был у меня мастерок по руке и небольшая затирка. Еложу, бывало, раствором по стенке и, если что-то не получается, – в слёзы. Дед подойдёт, поправит: учись, мол, ремесло на плечах не носить, а в жизни, глядишь, пригодится…
С окрестными пацанами я сходился трудно и долго. Народец суровый, неадекватный. Не умеешь за себя постоять – на улице ты никто. В лучшем случае встретят подсрачником. Вот и держался за деда, пока не напрактиковался давать ответку.
– Тут заяц гостинец тебе передал. – Дед важно, не торопясь, снял с руля потёртую кирзовую сумку. – И куда я его положил?
– Какой ещё заяц? – не сразу догнал я.
– Откуда я знаю, какой? Среди моих знакомых нет ни одного зайца. А этот бежал мимо, хвостом отмахнулся от мухи и говорит: «Вы, часом, не дедушка мальчика Саши, который живёт возле смолы?» – «Да, – отвечаю, – это мой внук». – «Тогда передайте ему кусочек белого хлеба. Пусть выздоравливает».
Боже мой! Как я мог позабыть эту старую сказку о зайце?! Почему не забрал с собой во взрослую жизнь, ни разу не рассказал своей маленькой дочери? Сколько смысла в слове «беспамятство»! Сначала мы уйдём от истоков, потом потеряем страну.
Отворачиваюсь, чтобы скрыть набежавшие слёзы, погружаю зубы в горбушку, пропахшую полуденной степью. Дед снимает с багажника мешок со свежей травой, ставит на место тяпку. Сейчас он пойдёт ополаскиваться под душем. Поэтому бабушка не спешит разливать борщ по тарелкам.
– Ну как тебе заячий хлеб? – Нет, дед сел покурить.
– Вкусно! – говорю, не кривя душой. Разве бывает другим настоящий кубанский хлеб без диоксида серы, диацетата натрия, L-цистеина, сорбатов и эмульгаторов? А сам подбираю слова, думаю, как бы ему тактичней напомнить о стиралке и велосипеде. Ну, так, чтобы не обиделся. Эх, была не была! Выпалил, будто прыгнул с обрыва в реку: – Только лучше бы тот заяц снял с чердака «Белку» и «Школьник»!
Дед плюнул, ушёл в душ. Как и все в его времени, он тот ещё ретроград. Я мысленно чертыхнулся: хреновый из меня менеджер. Не смог донести, выставить с выгодной стороны все прелести модернизированного труда.
Бой курантов я пропустил. В эфире центрального радио шла передача «Время, события, люди», в которой рассказывалось о трудовых буднях Ленинградских метростроителей. Я уже приготовился сопереживать, но услышал из кухни нечто, для себя неожиданное:
– Сашка, к столу, обедать пора!
И так на душе стало хорошо, будто меня простили после серьёзной провинности. Я даже без лишних напоминаний слетал в огород и сорвал два стручка горького перца. Себе и деду.
Борщ был наваристый, вкусный, со свежей сметаной. Бабушка убила на его приготовление два с половиной часа. Без разных там скороварок, газовых плит и покупных приправ, на чистом, живом огне делаются такие шедевры.
– Я кое-где в междурядье картошки веники досадил, – докладывал дед. – Если погода даст, успеют созреть. Ты, кстати, учителю своему спасибо скажи. – Это уже он обратился ко мне. – Ох и знатно его агрегат веничьё очищает! Метёлку почти не дерёт.
Чёрт побери, это было очень приятно слышать! И главное, в тему сказал. Ну как ударить в ту же самую точку?
– Это же Юрий Иванович мне подсказал насчёт велотяпки. Он свои десять соток пропалывает ею за час.
Дед поперхнулся, закашлялся, набрал из ведра кружку воды, запил информацию.
– Жримовчки, – ни к кому конкретно не обращаясь, произнесла бабушка.
Но Степан Александрович крепко уже завёлся.
– Ну ладно, велосипед, – сказал он с досадой, – в конце концов, он твой, можешь его раскурочить. Ты мне честно скажи, зачем тебе «Белка»? Хочешь скрутить двигатель, чтобы поставить его на какую-нибудь чертовину? Смотри, если увижу, будет тебе…
Дед ещё не придумал, как меня лучше гипотетически наказать, а я его уже перебил:
– Хочу, чтобы ты её починил!
– Я?! – изумился он. – Ты, часом, внучок, не сказился? Нашёл, понимаешь, специалиста по стиральным машинкам! Может, подскажешь, как?
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!