Откуда берутся деньги, Карл? Природа богатства и причины бедности - Елена Котова

К чему такое отступление? Чтобы попробовать объяснить весьма непростую вещь: прогрессивная шкала оправдана только в крайних случаях, как сегодня в России, когда надо перетрясти пропорции спроса и предложения, столкнуть процесс развития с мертвой точки. Когда же рынок и костяк сильных средних предприятий уже сложились, а десятки миллионов выкарабкались из бедности, плоская шкала более эффективна — она стимулирует конкуренцию и мотивирует людей зарабатывать деньги. Просто сегодня в России, где все и всегда делается не совсем в правильный момент, плоская шкала — еще недоступная роскошь.

А в Англии 1970-х недоступной роскошью была именно прогрессивная шкала. Почти половина населения платила налог уже 50-60%. Как это сдерживало общий совокупный спрос! Кейнс прослезился бы при виде того, как лихо соотечественники перелицевали его теорию! На эти деньги государство содержало огромные массы людей, которые не помышляли упорно трудиться — рабочих мест нет, зато пособия платят исправно. Как раз в Британии того времени налоги не решали ни задачу развития, ни задачу перераспределения: распределять уже было нечего. Надо было просто начать производить.

Для Тэтчер речь шла не о владельцах яхт и поместий, а о тружениках срединной Англии. Они могут захотеть работать от зари до зари, а могут и не найти в себе достаточной воли, чтобы предпринимать такие усилия. В особенности если часть этих усилий пойдет на благо такому же заурядному соседу, который палец о палец не стукнул, чтобы приподняться над собой.

«Мы не можем платить безработной женщине больше, чем работающей», — чеканила она в парламенте. «Государство-Провидение» лейбористов Тэтчер называла «чудовищной системой». «Лейбористское правительство сделало свой выбор в пользу тех, кто не работает, — заявляла она, — забыв о тех, кто хочет честно зарабатывать свои деньги».

Государству не место на рынке. «…Только рынок может устанавливать цены и определять уровень заработной платы, только рыночные отношения способны определять самые рентабельные и доходные отрасли, а не чиновники, удобно устроившиеся за стенами Уайтхолла»[93]. Ее партия повернулась спиной к собственным ценностям — здоровым финансам, конкуренции и свободе предпринимательства. Эта потеря лица была настолько явной, что толкала Маргарет к внутрипартийному перевороту.

Когда Маргарет заявила мужу, что будет бороться за пост председателя партии консерваторов, Дэнис счел, что жена сошла с ума. Простолюдинка, не говоря уже о том, что женщина, хочет поставить под знамена своих нехитрых истин монолитный клуб английских тори, считающих себя сливками сливок общества?!

Начало 1970-х… Англия погружалась во все больший хаос, но это был тот самый ветер, который дул в паруса миссис Тэтчер. В ноябре 1972 года правительство приняло «роковое решение» о замораживании цен и заработной платы на 90 дней, чтобы сдержать инфляцию, достигшую уже 17%. Это означало конец свободного рынка, а уж для консерваторов, которые в тот момент были у власти, было актом самоубийства: тори стали проводить политику лейбористов. «И уже не важно, был ли кризис и в самом деле глубок, но само общество вдруг предстало в виде тяжелобольного…»[94]

Зрели перемены. Твердые консерваторы все громче стали говорить, что путь страны выстлан 30 годами добрых намерений и череды провалов. Маргарет Тэтчер в предвыборной речи на пост лидера Консервативной партии поставила свой диагноз «Государству-Провидению»: «Истинная проблема состоит в проникновении политики в те сферы, где ей совершенно нечего делать».

Вместе с горсткой соратников Тэтчер доказывает, что единственно верное решение — проведение безотказной, достойной доверия монетарной политики. Перестать печатать деньги для оплаты экзотических социалистических прихотей. Например, во время забастовок государство продолжает платить рабочим пособие — это как?! В экономике исказились все пропорции, исчезли ориентиры — что, как и за сколько производить, поскольку при такой инфляции этого не определить, нужен контроль за денежной массой. Обнаглевшие профсоюзы должны понять, что, постоянно требуя денег, они убивают рабочие места: зарплата может определяться только производительностью труда. Да, будет временная безработица, придется туго. Но нужно дать естественным законам простор, они сами все поставят на свои места. Накануне своей победы в борьбе за пост председателя партии она бросает знаменитую фразу: «Работяг — поднять и поставить на ноги, лодырей — вон!»

Но лидерства в партии ей мало — она же борется за свой народ, а не за должности. Ей нужно, чтобы партия, в которой она теперь играет первую скрипку, победила на выборах. Весной 1979 года Тэтчер пошла в наступление.

Она заявила, что профсоюзы вольны вести переговоры с компаниями сами, не впутывая в это дело правительство. Обратилась к ним напрямую, что было в те времена неслыханно: «Вы сами себе худшие враги. Требуете, чтобы государство регулировало продолжительность рабочего дня, ваши условия работы, следило за ростом ваших зарплат. Вы лишаете себя тем самым единственного, что вы можете продать, — вашей производительности»[95]. В интервью БаИу Telegraph она заявляет, что искать дальше какой-то иллюзорный консенсус с профсоюзами недопустимо.

Консенсус — это примирение с тем, что никому не нравится, но все в какой-то степени могут с этим жить. Когда нужны радикальные перемены, не может идти речь о консенсусе, нет места компромиссам. Тэтчер подхватила фразу фон Хайека: «Выиграйте борьбу идей, прежде чем пытаться выиграть политическую борьбу».Это была как будто ее собственная мысль — ведь она давно поняла, что обязана завоевать людей новой моралью. Слишком долго Британия питалась идеями двух элит.

С одной стороны, английская аристократия, давно живя в обществе частной собственности и капитала, презирала капиталистов. Даже крупные фабриканты оставались для нее торгашами и нуворишами. С другой — лейбористы, начитавшись заумных книг Рассела, Хаксли, анархиста Маркузе, обличали пороки капитала.

И для тех и для других капитализм был чуждой и безжалостной системой. Для Тэтчер — явлением привычным и созидательным. Она знала, что ее отец мог нанимать новых работников, потому что он удовлетворял требования своих клиентов. И чай, и сахар, и пряности для покупателей — все это результат свободы торговли. «Нет лучше школы для понимания экономики рынка, чем бакалейная лавка на углу», — повторяла она.

«Двигатель капитализма — это прежде всего механизм производства товаров массового потребления. Это предметы одежды по доступным ценам, это заводы. Чтобы достичь такого успеха, есть только одно средство: рынок. Первый противник, которого надо одолеть, — это, совершенно очевидно, инфляция, тормозящая инвестиции и пожирающая накопления»[96].