Экипаж лейтенанта Родина - Сергей Михайлович Дышев

из нее добрую половину кружки. Саша поняла, что ей выпала честь первой положить свой орден, вслед за ней Красные Звезды опустили Кирилл и Руслан и орден Красного Знамени – командир.

Иван протянул кружку Саше, она не зажмурилась, как в тот первый раз, но сейчас вкуса спирта и не почувствовала; боевые ордена сверкали рубином и сталью, они хранили в себе энергию и огонь боя, и Александра знала, что эти мгновения и через годы для нее и для ребят будут самыми лучшими в жизни. И выдохнула:

– А ведь мы смогли, ребята… Наша взяла! Как барана в стойло этого «короля» привели!

– Хорошо надраили им жопы! – согласился Киря.

– Королевские…

Кружка пошла по кругу.

– Тяжела, – сказал Кирилл, приняв в руки.

– Пока до командира дойдет, совсем легкая станет! – хмыкнул Руслик.

– Намек ясен, – усмехнулся Кир, но глотнул прилично.

Иван принял кружку от Руслана, видно, что он переживал.

– Мы выжили, ребята. Значит, будем воевать! И побеждать будем. За наш экипаж! Ура!

От троекратного «ура» зазвенели стекла в палате.

И потом все вчетвером обнялись в едином круге, в одном порыве.

– А помнишь, Кирюш, ты учил меня двум правилам оборудования окопов в обороне? А третье, сказал, сам поймешь, – с хитрой рожицей спросила Санька.

– Ну и как, поняла? – с интересом глянул Сидорский.

– Поняла, ребята, сразу после своего первого боя: «До последнего стоять друг за друга».

– Верно, – кивнул Киря. – Суть, как говорится, ухвачена.

Но сколько радость встречи не черпай, а расставание – неумолимый фактор времени.

– Сань, нам пора! – сказал Иван. – Ты только не вставай и провожать нас не надо!

– Как скажешь, командир, – тут же согласилась Александра.

– Давай, Санька, держись, выздоравливай, – прогудел Сидорский. – Ты у нас теперь специалист хвосты «тиграм» накручивать.

А Руслик добавил:

– Слушайся врачей. До полного и окончательно выздоровления.

В дверях ребята обернулись, Санька с блуждающей улыбкой помахала ручкой.

В коридоре Родин сказал:

– Как бы не расстроилась…

– И хорошо, – заметил Баграев. – Ни к чему ей волноваться…

– Устала Санька, столько пережить, – высказался Сидорский.

…Все, включая комбрига, уже уехали. Во дворе танкистов ждала специально выделенная Чугуном полуторка.

– Всё? – недовольно спросил водитель грузовика и еще что-то пробубнил, что генерал и полковники разъехались, а этих, видите ли, ждать надо.

Родин не стал садиться к нему в кабину, а вместе с ребятами полез в кузов.

И, едва чихнув, завелся двигатель, как тут же, будто с небес, раздался залихватский свист, а затем не просто свист, а незабываемо-узнаваемое начало «Турецкого марша».

– Ты слышал свист?! – Иван аж рот открыл от удивления.

Сидевший рядом Сидорский даже подскочил:

– Турецкий марш!!!

– Санька, что ли? – Руслик тоже встал. – Ну, сорванец!

Тут из окна палаты вылетел знакомый вещмешок, потом появилась сама Александра, с легкостью спрыгнула с подоконника.

– Ребята!!! – махала она так, будто в руке держала знамя.

Она была уже в форме, единственно на ногах вместо сапог были больничные шлепки.

– Тормози! – застучал по кабине Иван.

– Ты ж говорил «всё»! – водитель тут же остановил машину. Такого зрелища он еще не видел.

– Всё, да не все! – ответил Иван.

Вместе с вещмешком Сашку, как тростинку, подняли в кузов.

Она задыхалась, сердце колотилось, а глаза горели, и столько в них было счастья и задора, как у девчонки-хулиганки, удравшей из школы.

– Ребята, ну куда ж вы без меня?!

– Да уж куда без тебя, Санька! – Руслан, как и все, просто и слов других не нашел.

А она сердито добавила:

– Форму дали и… удрали! Вот сапожки бы еще.

– О чем думал, Сидорский? – глянул вопросительно Родин.

– Обижаешь, командир! В моем мешке есть всё, и сапоги тоже!

Тут же он вытащил неизвестно где добытую пару хромовых сапожек и протянул Саше.

Иван хмыкнул:

– А дозвольте спросить, и шо ты выжидал, как жид на барахолке?

– Саня, скажи мне «спасибо», а всем сомневающимся в моих способностях – «пожалуйста», – у Сидорского был триумф экипажного завхоза.

– Спасибо, Киря!

Шлепки тут же улетели за борт.

Проводив их взглядом, Родин усмехнулся:

– Ох, сейчас и скандал будет в госпитале!

– А нипочем! – беззаботно ответила Александра. – Мне лично сам командующий армии дал разрешение.

– Да, случай уникальный для простого механика-водителя, – согласился Иван.

– Да и сам механик… уникальный, – подняв вверх палец, сказал Руслан.

– А то… – повела плечиками Саша.

Она была в восторге от подарка Кирюши: кроме кирзачей, ведь ничего не носила.

И потянулась дорога в родную бригаду, ревел с надрывом по ухабам и воронкам фронтового пути движок полуторки, водитель клял по привычке наиболее трудные места, а за бортом пока стояла непривычная тишина, нарушаемая редкими встречным машинами. Каждый думал сейчас о своем, дорогом и сокровенном, но мысли у всех вновь возвращались к настоящему, и не было большей радости оттого, что экипаж снова вместе, что на фронте часто случается совершенно непредсказуемое, особенно, когда в неожиданный момент кому-то просто необходимо почудить. Ведь засыхает душа без куража! А Санька Деревянко, она – неисправима… Да и какой экипаж – без Сашки!

И чем ближе они подъезжали к передовой, тем больше было ее зримых примет. Резануло нежданное зрелище людской массы в чужой форме: колонна пленных немцев, бредущих под конвоем красноармейцев. Санитарные грузовики, с приглушенным светом фар, переполненные лежащими и сидячими ранеными, одиночные повозки беженцев с исхудавшими лошадками – вся эта масса людей и техники уходила в тыл. По обочине дороги они перегнали танковую колонну, которая тоже с мерным грохотом моторов и лязгом гусениц шла на фронт. Санька помахала им из кузова:

– Привет, танкисты!

И ближайший танк тут же мигнул ей фарами.

А передовая, как заждавшаяся хозяйка, настежь распахнула двери. И в это огромнейшее пространство, прорывая вражескую оборону, хлынули, устремились полки и дивизии. Всепогодным громом и оранжево-алыми зарницами в сумеречном небе разразилась сводная артиллерия корпусов. С разящим гулом над головами пролетали одна за другой эскадрильи хищных птиц – штурмовиков, и дальние взрывы бомб сотрясали землю. И если б земля была живая и чувствовала, то, наверное, сжалась от ужаса, боли от бесчисленных пуль, снарядов и осколков, вонзающихся в ее тело. И всевышние силы, наверное, с темных небес, среди мириадов звезд, взирали на этот очистительный огонь. Но вот задул свирепо крепкий и горький ветер, он принес с собой огромное черное облако, цвет которого был не видим в ночи, и он закрыл и небо, и вселенную, оставив лишь острую горечь горящей степи и догоравшей неизвестной деревушки на далеком горизонте.

К О Н Е Ц

P. S. В ходе работы над проектом мною были использованы