Интервью с вампиром - Энн Райс

И только теперь я понял: эта белая рука, которая высекаетсмех из зала… Она не загримирована. Это рука вампира; вот она поднялась кмаске, словно скрывая зевок. Вампир остался на сцене один. Он ловко прислонилсяк нарисованному дереву, наклонив голову, как будто решил вздремнуть. В тихоймузыке слышалось пение птиц, журчанье ручья. Луч света погас, сцена погрузиласьв полутьму. Вампир спал.

Но вдруг другой ослепительно яркий луч вспыхнул во мраке,пронзая тонкое полотно декораций, и выхватил из темноты молоденькую девушку. Еестройная и высокая фигура до пояса куталась в волнистые длинные пряди чудесныхзолотых волос. По залу пробежал трепет восхищения. Девушка беспомощнобарахталась в круге света, словно заблудилась в дремучем лесу. Но она и правдазаблудилась: я сразу понял, что она не вампир. Пятна земли на ее блузке и юбкебыли настоящие, и никаких следов грима не виднелось на обращенном к светупрекрасном лице. Ее тонкие черты напоминали образы Святой Девы. Ослепленнаяяркими лучами, она не могла разглядеть зал и зрителей, но сама стояла переднами как на ладони. Слабый стон слетел с ее губ, эхом вторя тонкому,мечтательному голосу флейты, воспевавшему ее красоту. Темная фигура проснулась,привстала и уставилась на девушку, приветственно и восхищенно взмахнув рукой.

В зале раздались жидкие смешки, но они тут же смолкли.Девушка была слишком прекрасна, ее глаза – слишком тревожны, а спектакль –слишком правдоподобен. И вдруг Смерть отбросила маску в кулисы и показалапублике свое бледное светящееся лицо. Она торопливо пригладила чуть растрепавшиесяволосы и поправила плащ, стряхнула с отворотов воображаемую пыль. То былавлюбленная Смерть. Послышались аплодисменты: зрители видели в гладком,прекрасно отражающем свет лице еще одну мастерски выполненную сценическуюмаску. Но то было лицо вампира, и я узнал его: это был злобный отвратительныйшут, который напал на меня в Латинском квартале.

Я нащупал в темноте руку Клодии и крепко сжал ее, но онасидела неподвижно, увлеченная действием на сцене. Девушка слепо смотрела всторону зала, лес раздвинулся, открывая проход, и вампир пошел ей навстречу.

Девушка медленно двигалась на огни, но, заметив темнуюфигуру, остановилась и испуганно, по-детски, вскрикнула. Она и впрямь походилана ребенка, только крошечные морщинки вокруг глаз выдавали ее подлинныйвозраст. Небольшая грудь отчетливо вырисовывалась под тонкой материей блузки,длинная пыльная юбка плотно облегала узкие бедра и подчеркивала их изящный,чувственный изгиб. В ее глазах блестели слезы, она попятилась от вампира. Ябоялся за нее и желал ее. Девушка была невыносимо прекрасна.

Вдруг позади нее из темноты выступили фигуры в маскахсмерти, еле различимые в черных одеждах, – только светились во тьме ихбелые руки. Они приближались к жертве и одну за другой отбрасывали маски насцену; черепа падали на доски и злобно ухмылялись черному небу. Их было семеро,семеро вампиров, и трое из них – женщины; их полуоткрытые белые груди сияли надоблегающими корсажами, мрачные глаза горели под черными прядями волос. Ониобступили жертву, их бледная и холодная красота тускнела перед ее золотымиволосами, нежно-розовой кожей. Зрители замерли, слышались только восхищенные ииспуганные вздохи. Круг белых лиц сжимался, и проклятый шут, этотджентльмен-Смерть, повернулся к публике и прижал руки к сердцу, как будто хотелсказать: разве мыслимо устоять перед ней? Ответом ему стал сдержанный шумсмешков и страстных вздохов.

Девушка заговорила.

«Я не хочу умирать», – прошептала она. Ее голосокпоходил на звон серебряного колокольчика.

«Мы – смерть», – ответил он ей, и вампиры отозвалисьэхом: «Смерть».

Девушка резко повернулась, ее волосы взметнулись роскошнымзолотым дождем над жалкой, убогой одеждой.

«Помогите, – тихо вскрикнула она, боясь повышатьголос. – Кто-нибудь…»

Девушка обращалась к невидимой публике. Клодия негромкорассмеялась. Бедная девушка смутно понимала, что происходит, но все равно оназнала больше, чем зрители.

«Я не хочу умирать! Не хочу!» – Ее нежный голосок сорвался,она умоляюще смотрела на высокого шута. Он вышел из круга и приблизился к ней.

«Мы все умираем, – ответил он. – Смерть – этоединственное, что объединяет людей». Он жестом обвел оркестрантов, балкон,ложи.

«Нет, – взмолилась девушка. – У меня впереди ещестолько лет жизни, столько лет…» Страдание слышалось в ее легком, невесомомголосе, и это делало ее еще более прекрасной; она судорожно мотнула головой,поднесла дрожащую руку к обнаженной шее.

«Столько лет! – повторил за ней фигляр. – Откудаты знаешь? Смерть не разбирает возраста! Может, уже теперь скрытая болезньточит тебя изнутри. Или, скажем, на улице какой-нибудь мужчина поджидает тебя,чтобы убить, хотя бы из-за этого золота! – Он протянул руку и коснулся ееволос. Глубокий потусторонний голос звучал торжественно и громко. – Стоитли говорить, какой удел может быть уготован тебе судьбой?»

«Мне все равно, я не боюсь… – слабо протестовалаона. – Только дайте мне шанс…»

«Допустим, мы дадим тебе его, и ты проживешь долгие годы. Ичто же? Тебе хочется стать беззубой, горбатой старухой?»

Он отвел в сторону ее волосы, выставляя напоказ горло, потоммедленно потянул завязки на блузке. Дешевая ткань распахнулась, рукавасоскользнули с узких розовых плеч. Она попыталась поймать падающую блузку, новампир силой удержал ее руки. Толпа отозвалась единым протяжным вздохом.Женщины прятали глаза за стеклами театральных биноклей, мужчины подались впередв креслах. Под безупречно чистой кожей часто билась голубая жилка, блузка чудомудержалась на крошечных сосках. Вампир крепко держал руку девушки, по еевспыхнувшим щекам катились слезы. Она, кусая губы, старалась сдержать рыдания.

«Позвольте мне жить, – молила она, пряча лицо. –Мне все равно… Мне все равно, что со мной будет!»

«Все равно? Тогда почему бы тебе не умереть сейчас? Тебяведь не пугают ужасы, нарисованные мной?»

Девушка беспомощно покачала головой. Он обманул ее,перехитрил. Вместе со страстью во мне закипал гнев. Это было несправедливо,ужасно несправедливо: ей приходилось отстаивать свою жизнь перед лицом егожелезной логики, бороться за священное право на жизнь, воплощенную в такомпрекрасном теле. Но он запутал ее, лишил речи и представил жажду жизнибессмысленной и смешной. Я видел, что она слабеет, умирает изнутри, и ненавиделего еще сильней.

Блузка соскользнула, обнажились маленькие круглые груди.Публика восторженно загудела. Девушка тщетно пыталась освободить руку.