Слепая зона - Наталья Николаевна Ильина

оказалось совсем не таким, каким я себе представляла. Атмосфера в помещении, куда привел меня Вячеслав (Он встречал меня у входа, а Максима внутрь не пустили. Оказывается, для этого нужен был особый допуск.), была напряженной.

– Вот вы какая, – с оттенком разочарования произнес тихий мужской голос, – ну, здравствуйте. Я – профессор Ремезов, Иван Ильич.

– Здравствуйте, – повернула я голову к источнику звука, гадая, что он ожидал увидеть. Три ноги? Рога? Тварь, готовую напасть на него? Тварь, к слову сказать, съежилась между моей макушкой и потолком, и мне начинало казаться, что ей здесь как-то неуютно.

Вячеслав предложил мне сесть, и я провела рукой по гладкому дерматину спинки стула. Справа обнаружилась холодная металлическая поверхность стола. Усевшись, я положила на нее руки. Тварь поднялась к самому потолку и там застыла.

– Вячеслав рассказал мне кое-что об этой вашей Твари, но полагаю, вы сможете сообщить больше, – начал профессор.

– Спрашивайте, – кивнула я, – в конце концов, именно за этим меня сюда и привезли.

– Меня заинтересовал момент воздействия томографа, – профессор не стал ходить вокруг да около. – Как вы посмотрите на повторное сканирование? Но на этот раз было бы желательно поместить это существо в аппарат вместе с вами.

Я уже думала об этом. Даже поинтересовалась в интернете, не повредит ли мне повторный визит на МРТ так скоро, но вот как запихнуть туда Тварь, да еще и удержать ее внутри?

– Мы можем попробовать, но я не уверена, что Тварь согласится.

– А мне сказали, что вы ее контролируете, – отозвался профессор, почти ядовито.

В тот же миг я почувствовала, как рука Вячеслава легла мне на колено под столом и легонько сжала его. Мысли понеслись вскачь. Нацепив на лицо самую каменную маску из всех возможных, я лихорадочно соображала, как себя вести. Не верит профессор в существование Твари или не верит в ее-мои возможности? Кто здесь друг, а кто – нет? Что можно говорить? Что можно делать?..

– Контролирую, Иван Ильич, иначе она бы уже лишила вас жизни. Вы ей не нравитесь.

Вячеслав вздрогнул, выдохнув чуть больше воздуха, чем обычно, и задержал следующий вдох. Я решила, что он подавил смешок. Профессор запыхтел, вполне ощутимо распространяя опасливое негодование, и завертел головой, видимо, силясь отыскать невидимую угрозу. Стул под ним жалобно заскрипел.

– Не нужно бояться. Она ничего плохого не сделает до тех пор, пока не сочтет, что мне угрожает опасность.

Это было правдой, но выглядело почти как угроза. И воспринято было соответствующе.

– И как она поймет разницу между угрозой и ее отсутствием?

«Черт! Откуда мне знать?» – подумала я, но вслух постаралась профессора успокоить:

– Она сумеет. Не повредила же она врачам в больнице? А они делали мне больно!

– И все-таки я склоняюсь к первоначальному варианту, – непонятно высказался профессор.

О том, что он обращался не ко мне, а к Вячеславу, я догадалась только тогда, когда танатолог ответил:

– На это нам понадобится согласие Светланы в любом случае.

Без меня меня женили…

– В чем согласие?

– Иван Ильич хотел бы содержать вас в герметичной камере, чтобы обезопасить работников лаборатории, – смущенно ответил Вячеслав.

Ага! Понятно. Меня здесь боялись, хоть и не понимали, с чем имеют дело. А может быть, именно поэтому?

– Я вас разочарую, Иван Ильич. Сама-то я сквозь стены ходить не умею, меня и обычная запертая дверь остановит, к тому же я, как вы, наверно, заметили, слепая и не смогу самостоятельно здесь разгуливать, а вот Твари любые преграды не помеха. У вас мыши есть?

Повисла короткая пауза.

– Какие мыши? – изумленно спросил профессор.

– Лабораторные. Для опытов.

– Найдем, – быстро отозвался Вячеслав.

Я не знаю, улыбался ли он, но улыбку, которую он излучал, я ощущала очень явственно. И похоже, он ловил мои мысли на лету.

– Можно посадить мышь в соседнем или в любом другом помещении, и Тварь ее… сделает то, что делает. Это поможет вам убедиться в ее существовании, особенно, если вы не станете говорить мне, где именно находится мышь. Тварь способна найти ее сама.

Профессор оживился. От него хлынул поток воодушевления, почти материальный. Он громче и чаще задышал, задвигался на стуле, что-то зашуршало, и я с удивлением сообразила, что он потер ладони.

– Отлично! Установим измерительную аппаратуру, проведем запись всех параметров…

Вячеслав вздохнул. Я тоже. Тон профессора изменился разительно, я уже сталкивалась с таким. Он – фанатик. По-своему, опасный, конечно, но зато дотошный, пока не поймет в чем дело, не успокоится. Оставалось надеяться, что Вячеслав сможет меня защитить в случае чего…

– Капитан, – обратился к Максиму полковник Гречин, подняв голову от бумаг, которыми был завален весь немаленький стол в его кабинете. – Вы никогда не хотели сменить место работы?

Дежин стоял перед столом уже минуты три, покачиваясь с пятки на носок, в ожидании, когда его заметят, и медленно наливаясь раздражением, а потому буркнул:

– Нет.

– Врете. Ну, да ладно. Мы к этому еще вернемся. Здесь, – Гречин хлопнул ладонью по бумагам, – распечатка с флешкарты, найденной в багаже Фраймана. Я не ученый, но даже мне понятно, что вы, Дежин, курица, несущая золотые яйца. Как это вам удается, меня не волнует. Продолжайте в том же духе. И подумайте над моим предложением, не век же сидеть капитаном в СК! Я даже на ваше пренебрежение к субординации готов глаза закрыть.

«Да пошел ты!» – беззлобно отмахнулся Дежин мысленно, представив Гречина в роли своего непосредственного начальника.

Вот уж спасибо! Родная, надоевшая до оскомины контора казалась отсюда раем.

– Спасибо, я подумаю, – ответил он вслух. – Там есть что-то, что мне следует знать?

– Уверен, но вызвал тебя по другому поводу. Сейчас Росгвардия и ОМОН зачищают «Фармком». Три часа назад, возле лаборатории, погиб один из наших ребят.

Максим проглотил готовое сорваться с языка ругательство. У него не осталось никаких сомнений в том, где именно прячутся остальные твари, судя по локализации смертей. И уж точно погибший Ярковский имел непосредственное отношение к их появлению.

– Что именно делалось в той лаборатории?

– Там строили машину для психического воздействия на человека. Документы не полные, Фрайман утверждает, что получил их в таком виде, а сам про это ничего не знает. Дескать, всем ведал Верняков.

– А Верняков?

– Молчит или валит на Ломакина.

– Да у Ломакина посттравматический синдром и шизофрения! – вспыхнул Дежин.

– Я знаю, капитан, – устало кивнул полковник, – но мы имеем то, что имеем. Фрайман – иностранный подданный, мне уже весь мозг проели его адвокат и посольство Израиля. Я не могу на него как следует надавить.

– На Вернякова-то можете, –