Песнь Гнева - Дарья Кадышева

За ним гонится дикая стая волков с горящими желтыми глазами и окровавленными пастями. Они бегут, почва вздыбливается под их мощными лапами, взвихриваяземлю и сосновые иглы.

Выпусти зверя. Или умри.

Он устал. Он станет пиром для зверей.

Он спотыкается и падает, катится кубарем по земле и снова поднимается. Но стая его настигает.

Первый, молодой, бросается на него, издавая громкий рык. Нож вонзается в серую шерсть, и волк, поскуливая, откидывается на спину. Но это ничтожная потеря. Настал черед следующего. Онотпрыгивает в сторону. Однако еще один кидается на него, цепляясь зубами запредплечье. Он кричит и падает, пытаясь найти опору в рядом растущем дереве, но влажные пальцы соскальзывают с коры.

Терзаемыйволками, разрывающимиего тело на куски, он уже неспособен кричать. Вожак наблюдает за трапезой, стоя поодаль, на холмике. Волчья морда скалится, покрытая белесыми шрамами на темной шерсти.

Ты ничтожен и слаб.

Она здесь. Она может облегчить его страдания, натянув острую стрелу на тетиву.

Только мольба. Мольба в его взгляде позволит ей сделать это. И поражение.

Видение сменилось новым.

Небеса разверзлись, и на землю хлынула влага. Он стоит перед ней, вскинув руки, прося пощады.

Она трясет короткими темными волосами, разбрасывая капли. В ней больше ничего не осталось. Ни сочувствия, ни доброты, ни милосердия, только суровая решимость.

Браслет тихо звенит, когда она поднимает кисть, указывая. Он качает головой, что-то говорит, пятится назад. Но в ее взгляде пустота.

По его узкому лицу стекают ледяные струи дождя. Теперь он может только надеяться, что она сделает другой выбор. Она владеет его жизнью.

Он произносит ее имя, и это сердит ее. Она поднимает руку выше, и браслет на ее тонком запястье болтается, выбрасывая темно-красные искры. Ее грудь под тесным, давящим и раздражающим корсетом вздымается от волнения. Губы сходятся и образовывают тонкую линию.

Ты ведь знаешь, что это запрещено.

Она смотрит в сторону, все еще объятая ореолом сомнения.

Запреты. Пыль. Одиночество.

Она снова глядит на него, и смирение в его глазах колет ее.

Моя любовь.

Но он не будет долго ждать. Он уйдет.

Она дрожит, а вместе с ней и браслет. Заклинание вспыхивает алым, трескучим светом и летит к нему. Когда она опускает руку, его рассеченное пополам тело уже лежит на земле.

Смена. Теперь она не наблюдательница, а участница.

Перед ее взором плывут лица. Сотни смутных, неразличимых лиц. Она слышит людские крики, но не может разобрать ни слова. Плотная возбужденная толпа беснуется, мужчины проклинают ее, а женщины… Их презрение настолько велико, что можно потрогать его пальцами.

Она не слышит их слов, но знает, чего они хотят. Они хотят ее смерти.

Туго затянутые твердые веревки режут запястья. Голые колени саднят от шершавого дерева, из которого сделан помост. Она смотрит перед собой, ничего не видя из-за слез, которые заполняют ее глаза.

Мне кажется ее лицо знакомым. Но я не мог встречать ее.

Над крышами велиградских домов пролетают птицы. Какие же они восхитительные, парящие в небе, свободные…

Позади раздаются тяжелые шаги. Ее волосы сгребают в охапку, заставляя наклониться. Она прикусывает губу, чтобы не издать стона от боли.

Она не слышит приговор. Он тонет в воплях толпы.

Я думал, ты мертва.

К ней обращаются. Она не отвечает, глядя на солнце, такое же золотое, как и ее глаза. На последнее, что она видит.

Она не щурится. Не двигается. Пока палач не толкает ее в спину, вынуждая положить шею на окропленную кровью плаху.

Не медли. Руби единожды и сильно.

Она закрывает глаза. Свистящий взмах топора. Хруст кости.

Катится, как шар, в толпу, скрываясь в копне густых волос. Замирает. Почти прикрытый черным локоном глаз смотрит в никуда.

Образы сменяются в кровавом тумане, приподнимая из глубин души все самое ужасное. Они пляшут в безумном языческом хороводе, хватают ее сознание, швыряют лицом в страхи, показывают ей то, чего не может быть. Но она уверена, что это происходит наяву.

Стремительный, как горная река, экипаж жутких образов делает очередную остановку.

Она стоит в комнате, наполненной ароматом шафрана. Струйки дыма благовоний поднимаются из плоских чаш, игриво подергиваясь и завораживая. Стены помещения украшены росписями: белые, голубые, лиловые цветы ютятся на крупных листьях, объединенных золотой нитью, извивающейся по всему периметру. По центру комнаты кровать, отделанная резьбой на колоннах и укрытая шелком. На ней под раскрытым балдахином лежит женщина с рассыпавшимися по подушкам черными волосами. Она кричит, бьется в судорогах, цепляясь за простыни.

Лета не решается подойти ближе и посмотреть на женщину.

Агония женщины становится сильнее. Бледная, худая, с маленькими изящными руками, как у эльфийки. Лета видит еще один силуэт у изголовья кровати. Она подходит к нему, чтобы поглядеть на него. Всего одним глазком, пока ее никто не заметил.

Это молодой мужчина, он нежно гладит женщину по лицу. Светло-каштановый цвет его тогда еще недлинных волос контрастирует с прохладными тонами комнаты. Он склоняется над женщиной и что-то ей шепчет.

GlirastoIlio. Наследник Солнца.

Лета видит серебряное ожерелье на шее женщины, которое украшают мелкие камушки, истончающие слабый белый свет. Такие же браслеты покоятся на ее дрожащих руках. Женщина смотрит на мужчину, и каким-то чудом это облегчает ее страдания.

Ему суждено изменить мир.

Женщина выгибается всем телом и кричит. Мужчина перемещается ниже, к ее расставленным в стороны бедрам. Лета отворачивается.

Плод извращений, который должен быть уничтожен в чреве.

Когда она отваживается посмотреть, все уже кончено. Женщина лежит, тяжело дыша. Мужчина выпрямляется, стоя к Лете спиной.

— Это девочка, — произносит знакомый голос.

Он кутает младенца в полотенце. Мать приподнимается на локтях, мигом забывая о своих мучениях и желая посмотреть на новорожденную. Мужчина садится на кровать и протягивает ей крохотное тельце.

Мать берет ребенка.

Айнелет.

Лета вздрагивает и замирает.

Женщина прижимает младенца к себе. Ее лицо выглядит расплывчато, хотя Лета всматривается в него изо всех сил. Но она видит, как женщина улыбается.

Сердце Леты сжимается, и она тянет руки к женщине. Ее ладони развеивают образы, задрожавшие, как дым. Она протестующе кричит, пытаясь вернуть видение, но оно уже угасает.