Песнь Гнева - Дарья Кадышева

Воет снежная буря. Она ощущает под собой мокрый снег. Телесная боль стихает, сменяясь отчуждением. Метель то убывает, то нарастает, вышвыривая свой мощный громогласный вой в разные стороны.

Она не знает, где она, все покрыто снегом. Ветер хлещет ее по щекам, а снежинки уже не тают на лице и волосах. Внезапно ей становится хорошо и спокойно. Она понимает, что это значит.

Таков ее конец. Замерзнуть.

Бессильная, она опускает голову и продолжает лежать.

Ей безразлично. Она чувствует приближение последнего звена в этой измотавшей ее вечной цепи из боли и мук. А потом покой. Навечно.

Нет.

Она лежит, уткнувшись лицом в снег. Ей все равно.

Нет.

Все равно.

Вставай.

Толчки крови по ее венам замедляются, теряют тепло. Но сердце упрямо пытается сохранить в ней жизнь, которая теперь только тлеет под скорбной вуалью мерзлоты. Зачем? Все потеряно, ничего не изменить.

Ты думаешь, что тебе не выжить?

Она снова ощущает морозные порывы ветра, лягающие ее в спину. Прочь. Пусть все это прекратится, она сдается и принимает свою судьбу.

Человек не сможет выжить. Но вдруг сможешь ты?

Она открывает глаза и поднимает голову. Перед ней, грозно переступая с лапы на лапу, стоит чудовище. Его белая шерсть колышется под порывами ветра. Из раскрытой пасти идет пар. Глаза, горящие золотом, неотрывно глядят на нее.

Это не чудовище. Это белый медведь.

Она отрывает свое тело от земли, ощущая, как холод подбирается к самым костям.

Мы — Стражи Маарну. Мы — часть замыслов великого лесного бога, а значит мы можем выдержать все.

Медведь спокойно смотрит на нее, и его поза выражает дружелюбие.

Я не человек. И я выживу.

Медведь тихо рычит. Он поворачивается и идет вперед, в самую метель. Лета медлит, наблюдая, как мягко и легко ступает зверь по снегу.

Она смотрит наверх, на водопад из бешено кружащихся снежинок. Она больше не сдастся. Никогда.

Она следует за медведем, уже зная, куда он ее ведет.

***

Кустарники, зеленым пятном проступившие среди серой желтизны могли быть видением, но она отказалась верить в это. Она не позволила сомнениям взять вверх. Не после того, что увидела.

Очнувшись, она поняла, куда ей следует идти. И жара больше не докучала ей. Раны ощущались сильнее, чем раньше, но она игнорировала их. Она поднялась с раскаленной почвы с улыбкой на губах. Возможно, она сошла с ума. Однако впервые за такое долгое время ее трясло от радости, а не от страданий.

Она шла, и шла долго, в ту сторону, в которую ее тянуло какое-то необъяснимое чувство. И наконец она увидела зелень среди пустыни.

Лета ускорила шаг. Она предвкушала то, что увидит, что найдет в этой зелени. Ноги становились все больше ватными, она не придала этому значения. Это не может быть миражем. Это может быть только ее спасением.

Она вдруг поняла, что находилась в местности, разительно отличавшейся от той, что окружала ее раньше. Здесь было не так жарко и… дул ветер. Теплый, но способный освежить. Земля проваливалась под ногами, была мягкой, рыхлой. Она уже не напоминала тот сухой песок, от которого чесалась и болела кожа, а глаза немилосердно слезились. Оторвав взгляд от зелени, она посмотрела на горизонт. Горная цепочка была совсем близко.

Лета дошла до своей цели. И не поверила тому, что увидела. Это был водоем, окаймленный бурной растительностью. Он был длинный, узкий, неглубокий, но вода в нем мерцала, ходила рябью от ветерка. Она бросилась к кустарникам, упала и поползла к воде. Она блестела под солнцем, тихо и соблазнительно плескаясь.

Лета опустила руки в водоем, ощутив невероятную прохладу. Она стала пить. Сама жизнь стекала внутри ее горла, наполняя желудок и даря разуму новую надежду. Холодная, но не ледяная, жесткая из-за песка, однако от этого не становившаяся неприятной. Она пила до тех пор, пока не разболелся живот. Утолив жажду, через несколько мгновений она захотела еще.

На четвереньках Лета проползла еще несколько метров и погрузилась в водоем, чувствуя, как успокаивается ее кожа, как утихает боль в ранах, как очищается ее тело от крови, пота и грязи. Она охнула от удовольствия и погрузилась в воду с головой. Влага нежными руками ласкала ее лицо.

Она вынырнула, но не спешила выходить на берег. Казалось, она провела в водоеме вечность. Выбравшись наконец, она легла на спину и беззвучно расхохоталась. Вода. Жизнь.

Лета не услышала, как застучали лошадиные копыта рядом. Не обратила внимания на голоса. Все это теперь было неважно. Она была жива. Она смогла.

Но когда кони резко зафыркали, и на землю опустилось что-то массивное, звякнув железом, она открыла глаза и села. Было поздно что-либо сделать.

Последнее, что она запомнила, — удар латной перчатки, пришедшийся по ее челюсти.

Глава 17.

Fortune asel avasible.

— Жрет за троих.

— Поглядел бы я на тебя, Сезем, если бы ты несколько дней шлялся по Пустошам без еды и воды.

— Ха. Думаешь, она пробыла здесь несколько дней? Да ни один человек не протянет в Пустошах и дня!

— Откуда тогда она, по-твоему? С неба упала? Может, с самого, мать его, солнца?

— Сверхъсуществом ее представляешь? Недолго проверить, обычная она или же богиня.

— Не трогай! Командир запретил ее трогать. Это и тебя касается.

— Что с нее станется, ишь ты… Женщину не видал пошти что месяц! А эта? Чай баба, по опуклостям….

— Убери руки, — тихо и с угрозой донеслось сзади.

Сезем подчинился, сверкнув недовольством из-под встопорщенных бровей.

Командующий объехал повозку и сдержал коня, поравнявшись с ним.

— Каждый, кто хоть пальцем ее тронет, лишится их всех, — прошипел он и пришпорил жеребца, стремительно вырываясь вперед, в середину строя.

Когда командующий был уже далеко, Сезем выругался и сплюнул.

— Дисциплина, уд тебя возьми. Даже бабу полапать не дают.

Его сосед покачал головой.

— Прибереги свой пыл для жены.

— На кой мне расщеколда старая, когда есть такая деваха рядышком…

— Сезем, — предостерегающе произнес сосед.

— Чи разочек? Никому худо не будет.

— Хочешь, чтобы командующий тебе руки отрубил?

— Ааа, — простонал Сезем, отворачиваясь от повозки. — Чаво он так о ней печется? Иль девица коя знатная?

— Не знаю. Говорят, что он давно ее ищет.