Книги Якова - Ольга Токарчук

Стояла жаркая ночь, городские стены нагрелись, воздух лениво остывал, повинуясь легкому ветерку, прилетевшему откуда-то с гор, его дуновения приносили запахи живых растений, древесины и листьев. В городе все высохло, как бумага. Откуда-то пахло апельсинами, уже набухшими от сока, самыми сладкими и вкусными, но уже грозящими перезреть и начать гнить.

Нахман увидел его первым, возле бейт-мидраша, где всегда происходили споры салоникских евреев. Они уже расходились, было поздно, но Яков еще стоял, окруженный мужчинами, и что-то оживленно говорил. Среди молодежи в греческом платье Нахман увидел маленького Гершеле. Подошел ближе, и, хотя не слышал, о чем они говорят, его пробрала дрожь. Это сложно объяснить, ведь ночь была жаркой. Нахман записал:

Лишь теперь я понял, как скучал по нему; лишь теперь словно стряхнул с себя всю дорожную суету, всю эту лихорадку, не отпускавшую меня в последние месяцы.

«Что говорит этот человек?» – спросил я стоявшего рядом мужчину.

«Он говорит, что Шабтай был вовсе не Мессией, имеющим божественную природу, а обычным пророком, которому предстояло объявить своего преемника».

«Он прав, – согласился другой мужчина. – Если бы Шабтай обладал природой, дарованной самим Богом, он бы заметно изменил мир. А так – разве что-нибудь изменилось?»

Я не стал вмешиваться в эту дискуссию.

Я увидел Якова рядом с другими людьми. Он похудел и осунулся. Отрастил бороду. Но появилось в нем и нечто новое: бóльшая запальчивость и самоуверенность. Кто в мое отсутствие подтолкнул его к этому, кто помог ему стать таким?

Наблюдая за жестами Якова и прислушиваясь к сказанному им, я постепенно начал понимать: хорошо, что его слова приносят людям облегчение. Еще мне казалось, что в сердце Якова существует некое целое, позволяющее понять, в каком направлении двигаться и как действовать. Иногда достаточно просто взглянуть на него; это же привлекало к нему и других.

Ничто не приносит большего облегчения, чем уверенность в том, что есть тот, кто действительно знает. Потому что у нас, обычных людей, такой уверенности не бывает никогда.

Много раз, оказываясь на Подолье у родных, я думал о нем. Я скучал по Якову, особенно перед сном, когда мысли своевольны и с ними невозможно совладать. Это было грустно, потому что рядом лежала моя жена, на которую я не слишком-то обращал внимание. Наши дети рождались слабыми и сразу умирали. Но тогда я думал не об этом. Мне казалось, что лицо Якова становится моим, я засыпал с его лицом вместо своего. А теперь – вот оно передо мной, настоящее.

Поэтому вечером, когда мы наконец уселись все вместе – Яков, реб Мордке, Иссахар, Нуссен, маленький Гершеле и я, – я почувствовал себя счастливым и, поскольку недостатка в вине не было, напился, но как-то по-детски – почувствовав себя беззащитным и готовым ко всему, что предназначила мне судьба, и уверенным: что бы ни случилось, я останусь с Яковом.

О том, как Яков противостоит Антихристу

В Салониках живет наследник и сын Второго, то есть Барухии, его называют Кунио.

У него здесь много последователей, и многие почитают его как святого, в которого переселилась душа Барухии. Они долго добиваются встречи с ним. Если бы он благословил Якова и посвятил в отцовское учение, это подтвердило бы уникальность Франка. Нахман относит письма Иссахара и реб Мордке к высокому дому в центре города, без окон, напоминающему белую башню. Говорят, там, внутри, есть прекрасный сад с фонтаном и павлинами, но снаружи здание напоминает крепость. Белые стены гладкие, словно сделаны из скользкого гранита. К тому же дом охраняют стражники, однажды они уже разорвали на Нахмане платье, когда тот слишком настойчиво добивался аудиенции.

Яков, который явно впечатлен нанесенным нам ущербом (кафтан Нахмана был совсем новый – только что куплен на рынке за большие деньги), велит товарищам оставить его возле этой неприступной башни, а самим укрыться в роще. Затем прислоняется к стене и принимается петь на древнем сефардском языке – во все горло, он почти ревет, будто осел. Дойдя до конца песни, начинает сначала – и так у каждой из четырех стен дома.

– Махшава се ин фуэ эста… – надрывается Яков, фальшивит, морщится, принимает странные позы, что, разумеется, привлекает зевак, которые при виде его едва сдерживают смех; собирается толпа, поднимается шум.

И тогда открывается окошко – маленькое, высоко наверху, оттуда высовывается голова самого Кунио; он кричит что-то на ладино, Яков отвечает, и так они некоторое время разговаривают. Нахман вопросительно смотрит на Иссахара, владеющего этим древним языком испанских евреев.

– Он требует встречи, – переводит Иссахар.

Окошко захлопывается.

Яков поет у подножия башни до самого вечера, вконец охрипнув.

Ничего не поделаешь. До Кунио нам не добраться, гости из Польши его не интересуют. Даже несмотря на то, что с ними – Мудрый Яков, певший под его окном. Да, так уже называют Якова. Мудрый Яков.

В Салониках в это время пребывает множество всевозможных магов и чудотворцев, на каждом углу проповедует какой-нибудь самопровозглашенный мессия или чернокнижник. Много говорят об одном еврее, который считает себя Мессией-Антихристом, и всякий, кто обменяется с ним хоть словом, якобы немедленно становится его последователем.

Яков хочет его испытать, встретиться с подобным человеком. Он несколько дней толкует об этом своем намерении, собрав в результате вокруг себя целую компанию – мелких торговцев, студентов, лоточников, сапожников, позакрывавших свои лавки, лишь бы увидеть какую-нибудь диковинку. Вся эта толпа с шумом пересекает город и обнаруживает Мессию со свитой в тенистом внутреннем дворе – он проповедует окружившим его людям. Это крестьянин, крупный, внушительный, со смуглым лицом, сефард, с непокрытой головой и волосами, заплетенными в длинные свалявшиеся косички. На нем белое одеяние, которое по контрасту с темным лицом кажется излучающим свет. Яков садится перед ним, на лице ухмылка, которая появляется, когда он что-нибудь замышляет, и нагло спрашивает, кто тот такой. Мужчина, привыкший к своей славе, спокойно отвечает, что он – Мессия.

– Докажи это, дай какой-нибудь знак, – говорит ему Яков, поглядывая на свидетелей этой сцены.

Человек встает и хочет уйти, но Яков не отступает. Идет следом и твердит:

– Дай знак. Перенеси эту часть фонтана к стене. Если ты Мессия, то можешь это сделать.

– Уходи, – говорит тот. – Я не желаю с тобой говорить.

Яков все не оставляет его в покое. Тот оборачивается и принимается шептать какие-то заклятия. Тогда Яков хватает его за косички, это заставляет вмешаться спутников якобы Мессии. Якова толкают, он падает на песок.

Вечером он рассказывает всем, кто не присутствовал при этой сцене, что подобно тому,