Красная луна - Бенджамин Перси

А Тревор все болтает, скрестив ноги на полу, и сплевывает кожуру от семечек в пустую банку из-под колы. Воет ветер, стелется поземка. Иногда в бесконечной ночи Патрику что-то мерещится. Сказывается усталость. От темноты порой получается такой же эффект, как от яркого солнца: она выжигает зрение, если смотреть слишком долго. Перед глазами начинают мелькать черные призраки. Обломок скалы оборачивается ликаном, тень на полу — лужей крови. Патрику мерещатся тоннели под снегом и ползущие по ним чудовища. А еще отец, который стоит там в темноте и смотрит на него.

Семь человек в его отряде погибли, а пятеро, включая самого Кита Гэмбла, пропали без вести. Угодили в засаду в ноябре. С тех пор прошло уже семь месяцев. Слишком много времени, надеяться уже не на что. Именно на этой базе отец и служил. Туонела — так называются тут и военная база, и рудник, и долина. Патрик сам попросился сюда. Здесь расквартировано пять взводов. Арсенал, ангар, бараки, уборная, пункт техобслуживания, отстойник, медпункт, прачечная, столовая и центр отдыха и развлечений (ЦОР). Там можно качаться, боксировать, играть в баскетбол и покер, наматывать мили на беговой дорожке, выходить в скайп и проверять почту. Кучка бетонных домишек за толстой бетонной оградой, увитой колючей проволокой, которая способна порезать до кости.

Некоторые сослуживцы зовут Патрика по имени, но большинство — Чудо-мальчиком. От этого прозвища ему так и не удалось отделаться. У всех здесь одинаковые бритые головы, одинаковая форма, за ними постоянно наблюдают, и Патрик чувствует себя потерянным: чужое имя, чужая одежда, чужие приказы. Помогают собраться только мысли об отце.

И тут он замечает какое-то движение. Что-то мелькает за линией прожекторов, движется к базе. Патрик замирает и велит Тревору заткнуться.

— Что? — Не дождавшись ответа, рыжий болтун вскакивает и чуть не опрокидывает автомат. — Что? Что там такое?

Неизвестный заявился не в одиночку: на холм взбирается целая толпа. Патрик здесь уже четыре месяца, и за это время на базу напали только раз: ликан-одиночка, ухмыляясь, подошел к воротам и не отвечал на их окрики. На нем был пояс с взрывчаткой, а в куртке зашиты сотни стальных шариков. Они разлетелись по всей базе. От смертника почти ничего не осталось. Возле ворот до сих пор видны похожие на наскальные рисунки кровавые потеки.

Патрик поправляет оружие и пытается разглядеть неизвестных в прицел, но куда там: они двигаются слишком быстро. Он смотрит поверх прицела, потом снова через него. Чуть вправо, чуть вниз. Волки. Целая стая. Теперь уже слышны голоса. Звери окружают белохвостого оленя, поскальзывающегося в снегу.

Тревор снимает автомат с предохранителя.

— Не надо! — кричит Гэмбл.

Но поздно. Рыжий, издав радостный вопль, стреляет. Патрик на мгновение закрывает глаза. Олень мчится прочь. Волки разбегаются в разные стороны, однако один из них остался лежать на снегу, истекая кровью.

— Пост номер три, — тут же начинает трещать радио, — мы слышали выстрел. Доложите, что происходит.

— Начальник смены, пост номер два, — перебивает другой голос, — мы слышали выстрел. Доложите, что происходит.

Патрик качает головой. Сейчас начальник базы и еще добрая половина лагеря вскочили со своих коек. Теперь их отряд накажут. Целую неделю не выпустят за колючую проволоку патрулировать. Загрузят самой дрянной работой: заставят мыть посуду и выносить дерьмо.

— Пост номер один, — отвечает Гэмбл. — Отбой тревоги. Это стреляли мы. Всего лишь волки. Волки у самого порога.

Клэр опаздывает. Лекция начинается в девять, а сейчас уже десять минут десятого. Обычно она просыпается на рассвете сама, без всякого будильника, отправляется на пробежку, а потом в столовой съедает булочку или тарелку творога с персиками. Но вчера поздно ночью в комнату ввалилась Андреа. От нее несло ромом, она все лепетала про какого-то парня, а в итоге заблевала свою кровать. Пришлось снимать белье, умывать соседку и проветривать комнату. Поэтому спать Клэр легла в начале третьего.

Вот и Карвер-холл, трехэтажное бетонное строение с высокими узкими окнами. Клэр замедляет шаг и, тяжело дыша, подходит к аудитории.

История ликанов — обязательный предмет для всех первогодок. Этот курс, рассчитанный на триста человек, осенью и летом читает Алан Репробус. Профессор называет себя старым хиппи, принципиально отказывается пользоваться электронной почтой и скайпом, носит джинсы, выцветшие футболки и тяжелые мотоциклетные ботинки. На возвышении стоят стол и стул, но Репробус никогда не садится — вечно расхаживает из стороны в сторону, сложив за спиной руки, будто они скованы наручниками. И практически не заглядывает в записи. У него широкие плечи, выступающий живот, белая борода и покрытая старческими пятнами лысина в венчике седых волос. Последние несколько месяцев он рассказывал студентам о лобосе. О взаимодействии биологических и культурных факторов, о ранних сообществах ликанов, об их обрядах и фольклоре, о геноциде во время «крестовых походов», когда почти все ликаны были истреблены, о миграции на запад, о Второй мировой войне.

Два раза в неделю у них лекции, а по пятницам ассистенты Репробуса проводят семинары в группах по тридцать человек. У них в группе занятия ведет Мэтью Фланаган, студент выпускного курса. Высокий и худой, с бородкой, намазанные гелем волосы торчат шипами. В аудитории Мэтью всегда серьезный, облачен в брюки цвета хаки и рубашку с закатанными рукавами. Но Клэр видела его в кампусе и в гораздо менее строгом наряде. Как-то раз он играл во фрисби на центральной лужайке, потянулся за летающей тарелкой, и на мгновение мелькнул его плоский мускулистый живот.

Сейчас Мэтью стоит возле двери в аудиторию с пачкой листочков в руках.

— Опаздываешь, — произносит он укоризненно.

— Без тебя знаю, — шепчет в ответ Клэр.

Тоже мне, нашелся воспитатель. Мэтью всего-навсего на три года старше, и с самого первого семинара девушка отказывалась признавать его превосходство: никогда не грубила открыто, но ни разу не подняла руку, а на прямые вопросы отвечала неохотно.

Клэр вырывает листочек у него из рук, и шелест бумаги на мгновение отвлекает профессора.

— Мисс Робинсон? — Голос Репробуса громовым раскатом отдается под сводчатым потолком. Клэр замирает. Она даже не подозревала, что преподаватель знает ее фамилию. Скрипят парты, шелестит одежда, и все студенты поворачивают головы. Девушка смотрит в пол, но все равно чувствует на себе их взгляды. — Вы не могли бы подойти ко мне после занятий?

Клэр кивает, плюхается на ближайшее свободное место и ждет, когда же профессор вернется к лекции и однокурсники наконец забудут про нее. Достает из рюкзака блокнот, но первые несколько минут никак не может сосредоточиться: слишком злится на свою непутевую соседку, на Фланагана, на Репробуса. Рука сама собой вместо конспекта выводит на листе черный квадрат из косых линий — то ли зарешеченное окно, то ли поле для игры в крестики-нолики.