Колдун Российской империи - Виктор Фламмер (Дашкевич)

галка. Вероятно, Кузе удалось удрать от детей и он подслушал разговор. Что же, не стоило его за это осуждать, див принял живейшее участие в расследовании и наверняка побыстрее хотел узнать, что произошло.

Но внимание он привлек не поэтому. Аверин подошел к окну и увидел, что во двор дома въезжает машина.

Когда она остановилась, с водительского места вышел человек в рясе – священник из местного храма, который на днях исповедовал бабушку. Анонимус придержал дверцу, помогая ему.

Из противоположной двери выбралась монашка. Фамильяр не только не помог ей, но и отошел на пару шагов, как будто не хотел соприкасаться.

«Див. Из скита», – догадался Аверин. И вопросительно посмотрел на бабушку:

– Кто это и зачем здесь?

Бабушка поднялась со своего кресла:

– Та, кто будет защищать этот дом, когда ты его покинешь. Я вызвала ее сегодня утром, сразу как встала.

– Она одна здесь? И с чего вы взяли, что дому вообще нужна защита? – поинтересовался Аверин.

– Вы с Анонимусом орали рядом с моей комнатой так, что невозможно было не услышать. И – нет. Кто бы ни был тот див, который прятался в парке, я не имею к нему отношения. А то знаю я, ты сейчас начнешь всех собак вешать на меня.

Она удалилась, прошествовав мимо Аверина с высоко поднятой головой.

Аверин посмотрел на Кузю.

– Ну что же. Мне пора уехать отсюда. Кузя, иди за мной. И, – он повернулся к Марине, – ты тоже собирайся. У тебя есть немного времени, чтобы попрощаться с детьми и сестрой.

– Мне какие вещи брать? Теплые? – шмыгнув носом, спросила Марина.

– Не надо ничего. Я буду ждать тебя у машины.

Он пошел к выходу из столовой.

– Подождите. Да подождите же! – Мария выскочила из-за стола, догнала его и вцепилась в руку: – Мне нужно поговорить с вами. Сказать вам кое-что. Важное.

– Хорошо. Тогда пойдемте в мою комнату.

Когда он закрыл дверь, Мария некоторое время молча смотрела в окно на играющих детей, потом повернулась и медленно проговорила:

– Я должна вам рассказать…

– Подождите, – перебил ее Аверин, – сначала ответьте мне на вопрос. Вы любите моего брата?

– Да, конечно, но…

– Никаких «но». – Он поднял руку. – Я хочу точно знать, любите ли вы его искренне или просто верны ему под действием заклятия.

– Я люблю Василя! У нас трое замечательных детей! И я… я полюбила его еще до свадьбы. Ваш брат – самый добрый и благородный человек на свете. Еще тогда я уже носила ребенка…

– Я знаю. Поэтому я не почувствовал в вас того, что ощутил в Марине. Честно скажу, это ощущение, именно оно отвратило меня от нее. Но речь не обо мне. Если вы любите брата и не хотите ломать ему жизнь, просто молчите. Я не желаю знать того, что вы хотите мне рассказать.

Она шагнула к нему и внезапно опустилась на колени, заламывая руки:

– Гермес Аркадьевич! Марина не должна попасть в тюрьму! Она умрет там! Лучше уж я, я просто женщина!

– …И жена моего брата. Вот чего нам только не хватало, так это скандала и позора. Ради детей и своего мужа – не играйте в благородство и не делайте глупостей. Просто доверьтесь мне.

На ее лице засветилась надежда.

– Я… вам верю. – Она поднялась и направилась к двери. – Простите меня. Я должна поговорить с мужем.

Аверин проводил ее взглядом. Потом обернулся к Кузе:

– Монашка не представляет опасности. И котом ты мне нравишься больше.

– Мя-а-а, – ответил Кузя, возвращаясь в облик кота.

– А теперь давай собираться. Сейчас мне следует побыстрее убраться отсюда.

Он собрал вещи, взял чемодан и корзину и вышел во двор.

– Ой, вы уже уезжаете? – подбежала к нему Вера. – И Кузя? Может, оставите Кузю с нами еще на пару деньков?

– Да, оставьте, – присоединился Миша, – мы его хорошо кормить будем!

– Чтобы у него была морда «во»? – улыбнулся Аверин и расставил руки. Эх. Хоть кого-то в этом доме расстроил его отъезд.

Он присел на корточки, обнял по очереди племянников, подхватил вещи и зашагал на задний двор, где стояла машина. Осталось только дождаться Марину.

– Приезжайте еще! – услышал он за спиной. И оглянулся. Дети махали ему или, скорее, Кузе руками. А чуть поодаль замер Анонимус и не сводил с него немигающего взгляда. Аверин поднял руку и помахал ему тоже.

Дойдя до машины, он закинул чемодан с корзиной в багажник.

– Стой! – услышал он за спиной и обернулся. К нему нетвердо, но размашисто шагал Василь. В руках брата была на треть пустая бутылка коньяка.

Аверин выпрямился и оперся рукой на крышку багажника.

– Стой, Гера. – Брат подошел к нему и со стуком захлопнул крышку. – Ты что же, правда считаешь, что можешь вот так вот взять и уехать? Ну уж нет.

– Василь… – начал он, но брат схватил его за плечо:

– Пойдем, – он сжал его руку и буквально потащил за собой.

Аверин не стал сопротивляться.

Они вернулись в парк и добрались до беседки. Василь стукнул бутылкой по столу, ставя ее, и закурил, после чего с размаху плюхнулся в кресло. Аверин сел в свое.

– Прости меня, Гера. Прости, что наорал и гадостей наговорил. Понятно, что не ты в этом виноват. Хочешь коньяка?

– Нет. Мне же ехать еще.

Василь наклонился вперед:

– Никуда ты не поедешь, Гера. Это бабушка сейчас соберет свои вещи и отправится обратно в скит. И монашку свою заберет, от нее вон даже Анонимус шарахается. Ты скажи, что мне делать теперь с Машей, а? Разводиться?

Аверин покачал головой:

– Василь, ты же понимаешь, что именно наша семья сильно виновата перед сестрами. Они лишь пытались защититься, как могли. И если по совести, то бабушку нашу отправить надо не в скит, а в острог.

– Но вместо нее туда поедет Марина, да? Ч-черт! – Василь ударил кулаком по столу. – Поверить не могу, что я двадцать лет держал в рабстве собственную жену!

Он сорвал кольцо с пальца и брезгливо кинул его на стол. И вдруг посмотрел на Аверина с надеждой:

– Ты… ты ведь можешь эту дрянь снять, правда?

– Думаю, да. Потребуется некоторое время. И твоя кровь.

Василь задрал рукав рубашки:

– Бери сколько надо! – Он схватил второй рукой бутылку и хотел было отхлебнуть прямо из горла, но внезапно отвел руку: – Ой. А ничего, что я пьян?

– Ничего, – Аверин улыбнулся, – но больше пить не стоит. Тогда я смогу провести обряд через час. Но ты понимаешь ведь, что после этого все изменится? Может быть, очень сильно.

Василь вздохнул:

– Конечно.