Смертельный груз - Фридман У. Крофтс

сл… от в….ы..

на… т…

По………пра… … льп… неза…….но по…..дресу ……

Мне не. вестна точ. я цена, в….я сто. сть транспо. иров… но я посчитал, что 1500 фран. в окажет… достат. но. Посему я приложил к данному письму указанную

Это было окончание письма, полученного фирмой Дюпьера с заказом на мраморную статуэтку! Вот неопровержимая улика! Феликс все-таки заказал скульптуру, потом по глупости промокнул текст, а промокательную бумагу забыл уничтожить!

Инспектор чуть слышно рассмеялся, настолько обрадовала его находка. Феликс заказал скульптурную группу – теперь факт был точно установлен. А если это так, то именно он организовал первую транспортировку бочки, и, вероятней всего, второе, а затем и третье ее перемещения. Становилось очевидным, что Феликс организовывал все эти путешествия бочки. Значит, он положил в нее труп, а сделать это мог только убийца.

Теперь стоило вспомнить и о бумаге. Ведь она была одного и того же вида и для заказа на изготовление скульптуры, и для письма по поводу участия в лотерее и странном пари. Феликс заявил, что получил письмо от Ле Готье почтой. Но обсуждая этот вопрос в кабинете мсье Шове, они не исключили вероятности, что автором письма мог стать сам Феликс. Сейчас подобная мысль находила подтверждение: в распоряжении Феликса имелась особого сорта французская бумага, использованная в обоих случаях.

Три важные улики, обнаруженные за столь короткий промежуток времени, – письмо, подписанное Эмми («с разбитым сердцем»), изогнутая булавка на портьере и четко читаемый отпечаток на промокательной бумаге, – представлялись инспектору прямыми свидетельствами виновности Феликса.

Однако ему так и не удалось обнаружить никаких следов вскрытия бочки даже после самого тщательно осмотра. Напрашивался вывод, что сделано это было не здесь. Хотя в голову тут же пришло возможное объяснение. Предположим, Феликс получил бочку и привез ее в «Сен-Мало», чтобы снова отправить в путь на следующее утро. Куда бы он поместил ее на ночь? Она оказалась слишком тяжела, чтобы передвигать в одиночку, а помощники в таком деле были ему совершенно ни к чему. Как же следовало поступить? Да очень просто! Оставить бочку на повозке, разумеется! Он мог следовать элементарному и самому очевидному плану: распрячь лошадь, а бочку вскрыть там же, где она и находилась, – на телеге. И если при этом просыпалось немного опилок, то Феликсу помог ветер – от них вскоре не осталось бы ни соринки, а тем более сейчас, когда минуло столько дней.

Бернли вновь обрел уверенность в правильности взятого направления в расследовании. Потом его осенила еще одна идея. Если лошадь распрягали и она провела ночь в конюшне усадьбы, то какие-то следы обязательно остались. Он вернулся во двор и снова провел поиски, но на этот раз удача больше не улыбнулась ему. Пришлось признать, что лошадь на территории участка не держали очень давно.

Он допустил, что кучер оставил повозку, а лошадь увел с собой. Но такой вариант представлялся едва ли реальным, и инспектор решил пока оставить этот вопрос открытым.

Бернли вернулся в Скотленд-Ярд, где шеф выслушал его отчет с большим вниманием и тоже оказался под впечатлением от находок, сделанных инспектором. Он высказал свое мнение в пространном комментарии, закончив так:

– Мы, конечно, отправим булавку в Париж для опознания горничной. Но если разобраться, опознает она ее или нет, не столь уж важно. Мне кажется, нам удалось собрать против Феликса достаточно улик, чтобы передать дело в суд. Между прочим, совсем забыл упомянуть. Я отправил нашего человека к нему в фирму – в компанию, выпускающую рекламные плакаты. Там сообщили: Феликс брал отпуск как раз на ту неделю, когда бочка путешествовала из Парижа в Лондон и обратно. Разумеется, я не считаю этот факт еще одним доказательством против него, но он прекрасно вписывается в нашу версию.

Через два дня от мсье Шове пришла телеграмма:

«Сюзанна Доде опознала в булавке вещь, принадлежавшую мадам Буарак».

– Это окончательно решает вопрос, – сказал шеф и выписал ордер на арест Феликса, который следовало провести, как только тот почувствует себя достаточно здоровым для выписки из больницы.

Среди миллионов людей, развернувших утром газеты, у многих загорелись от возбужденного любопытства глаза при виде заголовков типа: «Тайна бочки. Леон Феликс взят под арест». Хотя полиция обнародовала далеко не все известные ей факты, в печать просочилось достаточно информации, чтобы вызвать живой интерес у широкой публики. Трагические обстоятельства дела, как и окружавшие его загадочные события, захватили воображение общества. Хотя считалось, что полицейские располагают всеми необходимыми доказательствами для ареста подозреваемого, однако никто, за исключением узкого круга официальных лиц, не имел реального представления, какого рода обвинения будут представлены против Феликса.

Но ни один человек из миллионов читателей газет не воспринял новости с таким глубоким изумлением и ощущением шока, как уже знакомый нам доктор Уильям Мартин из усадьбы «Вязы» близ деревни Брент по Грейт-Норт-роуд. Напомним, доктор Мартин был тем человеком, который на глазах притаившегося за деревьями констебля Уолкера пришел в «Сен-Мало» и пригласил Феликса в себе домой на партию в бридж. Они были давними приятелями. Много дней провели они вместе на берегу соседней речки за ловлей форели, много вечеров скоротали, играя на бильярде. Члены семьи Мартина тоже воспринимали Феликса как родного человека. Все они с радостью привечали его у себя в усадьбе, доверяя ему порой самые сокровенные мысли.

Поначалу доктор Мартин попросту отказывался верить попавшимся ему на глаза громким заголовкам в прессе. Феликс, его близкий и верный друг, арестован? И притом по подозрению в убийстве! Это представлялось совершенно невероятным, вселяло такой ужас, что он долго не мог осмыслить прочитанного. Он был готов принять случившееся за кошмарный сон, но в отличие от дурных сновидений реальность не исчезала, и хотя мысли доктора находились в некотором беспорядке, они то и дело возвращались к этим жутким событиям.

Поневоле он стал припоминать подробности жизни друга. Тот неизменно проявлял скрытность, не слишком откровенничая о себе, но доктору он всегда виделся человеком очень одиноким. Жил отшельником, и Мартин не вспомнил ни единого случая, чтобы к нему приезжали гости и оставались ночевать в его доме. Феликс ни разу не упоминал о каких-либо своих родственниках. «Кто же, – думал он, – придет ему на помощь сейчас?»

У такого доброго и отзывчивого человека, как доктор Уильям Мартин, подобный вопрос не мог долго оставаться без ответа. «Я должен навестить его, – размышлял он. – Нужно выяснить, кто будет представлять его интересы. И если больше никого нет, то эту миссию должен взять на себя я, делая все, что в моих силах».

Но возникали сложности практического свойства. Как получить разрешение на свидание с заключенным? Доктор не знал этого. Для мужчины своего возраста и общественного положения доктор Мартин был невежествен в юридических вопросах. Но стоило ему столкнуться с одним из них, как он неизбежно прибегал к самому простому выходу из положения – советовался с Клиффордом. Вот и новую проблему надо решать так же – посоветоваться с Клиффордом.