Реквием в Брансвик-гарденс - Энн Перри

Голос ее сделался задумчивым: она словно бы обращалась к себе в такой же мере, как и к собеседнику.

– Такой мне представлялась Церковь… великолепное утверждение истины, подобное Иоанну Крестителю перед Иродом. – Женщина рассмеялась собственной мысли. – Недипломатичному в той мере, насколько это возможно… прилюдно называвшему царя прелюбодеем, говорившему, что брак его нарушает закон, требовавшему от него покаяния и молитвы Богу о прощении. Должно быть, расставание с головой не стало для него неожиданностью.

Корнуоллис расслабился, и руки его свободно легли на стол.

– Но разве можно высказать подобную вещь дипломатично? – усмехнулся он. – «Ваше величество, мне кажется, что ваши супружеские отношения несколько неправильны, и, быть может, вам будет угодно пересмотреть их или лично обратиться к Всевышнему?»

Айседора рассмеялась, радуясь этому откровенному абсурду:

– A он ответит: «Благодарю вас, однако я не вполне удовлетворен представленными вами аргументами, но вполне удовлетворен существующими с ней отношениями. И если вы повторите подобное утверждение прилюдно, я буду вынужден заключить вас в темницу. A когда представится удобная возможность, прикажу преждевременно пресечь вашу жизнь. Посему будет лучше, если вы донесете до всех и каждого, что все в полном порядке и заслуживает вашего одобрения».

Но затем она встала, снова сделавшись серьезной, и голос ее наполнило подлинное чувство:

– Я скорее вышла бы в море под всеми парусами и с палящими пушками, чем согласилась бы быть заклейменной врагом и замаранной его преступлением. Прошу прощения за смесь метафор и использование ваших флотских образов.

– Я считаю это комплиментом, – ответил Джон.

– Благодарю вас. – Супруга епископа сделала шаг к двери. – Явившись к вам, я сперва чувствовала себя очень глупо, однако вы успокоили меня. Вы очень добры. До свидания.

– До свидания, миссис Андерхилл. – Открыв перед ней дверь, помощник комиссара с сожалением проводил свою гостью. Он едва не заговорил, чтобы задержать ее еще на мгновение, однако представил себе, насколько смешно это будет выглядеть.

Закрыв за нею дверь, Джон вернулся к столу и просидел почти четверть часа, не шевелясь и не прикасаясь к бумагам.

Питт ехал в кебе, громыхавшем по утренней улице. Было самое начало девятого, а вчера он засиделся допоздна, выслушивая рассказ Шарлотты о том, как она провела день. О своем пребывании у Веспасии жена особо не распространялась и лишь мимоходом коснулась завтрака в гостях, однако не забыла передать мнение леди Камминг-Гульд, гласившее, что мужчины убивают не ради идей, а из-за страстей.

Мимо прокатила повозка пивовара, в которую были запряжены великолепные кони с плюмажами на головах и с украшенной медью упряжью. Воздух наполняли стук конских копыт и крики уличных разносчиков. Залаял пес, кто-то окликнул кебмена… Повозка дернулась вперед, а потом резко остановилась. Щелкнул кнут, и они вновь покатили вперед, уже резвее.

Томас вполне мог представить себе леди Камминг-Гульд, говорящую эти слова. Черты ее, как и прежде в молодости, прекрасного лица появились перед его умственным взором. Должно быть, она была в чем-то цвета слоновой кости, серебристо-сером или сиреневом, и с жемчугами, которые обычно носила днем.

Веспасия права. Люди убивают людей, когда желают чего-то в такой степени, что желание это лишает их разума и чувства меры. На какое-то время собственная потребность затмевает все остальное, даже чувство самосохранения. Иногда причиной этого бывает продуманная заранее жадность. Иногда мгновение страха, пусть даже перед реальной опасностью.

Мщение же редко становится причиной убийства. Месть можно осуществить многими другими путями. Кровавые драмы, рожденные слепой, бесчувственной яростью, встречались в карьере Питта не столь уж часто.

Однако, как сказала Веспасия, страсть в подобных преступлениях присутствовала всегда – пусть и в виде холодной и ненасытной жадности.

Собственно, именно по этой причине, несмотря на все свидетельства, суперинтендант не мог поверить в то, что Рэмси Парментер мог преднамеренно убить Юнити. Необходимо было узнать, кто именно являлся отцом ее ребенка. Страх разоблачения мог стать вполне понятным мотивом. Была ли она способна шантажировать отца или даже предать и погубить всю его карьеру?

А почему бы и нет? Ведь ее собственная карьера была погублена. Добиться чего-либо она не могла, разве что некоторой справедливости…

Шарлотта передала мужу содержание полного эмоций, но хаотичного рассказа Трифены о прошлом мисс Беллвуд, о присутствии в нем болезненной трагедии, о любви, куда большей, чем простое романтическое увлечение, о мечте и надежде… Очевидно, вся эта история оставила глубокий след на личности погибшей.

Она была сложным человеком. В общем итоге выходило, что Томасу нужно глубже понять ее. Если отцом ребенка являлся Рэмси, почему Беллвуд вступила в подобные отношения именно с ним? Что именно в сухом и педантичном характере этого человека могло настолько привлечь ее?

Или ее искушала не личность Рэмси, а его положение? Не стало ли для Юнити разоблачение его слабости разновидностью отмщения за все те страдания, которые она претерпела от мужского ханжества? Питт на мгновение попытался поставить себя на ее место – незаурядный интеллект, честолюбивый, рвущийся к работе… претерпевающий нападки и отрицание со стороны предрассудков, со всех сторон окруженный вежливой и слепой снисходительностью. Некую долю подобного ему пришлось пережить самому – по причине происхождения и несчастий своего отца. Он знал, что такое несправедливость – горькая и фатальная – в отцовской судьбе. Полицейский помнил, как лежал в одиночестве в небольшой комнатке под стропилами, сжигаемый яростью и горем, после ареста отца за кражу, которой тот не совершал. Маленький Том с матерью могли бы умереть от голода, если бы не доброта сэра Артура Десмонда. Именно учитель, которого тот содержал для своего сына, научил Питта правильно говорить, заложив тем самым начало его карьеры.

Однако Томасу была знакома и дискриминация, несмотря на то, что знакомство с многими искусствами позволило ему преодолеть бо́льшую часть попыток притеснить его. Но Юнити Беллвуд не могла этого сделать, поскольку всегда оставалась женщиной. Если в глубине ее души присутствовал неистребимый гнев, Питт вполне мог понять его.

Имеющиеся свидетельства, в принципе, позволяли ему арестовать Рэмси Парментера, тем более с учетом его вчерашней выходки. Однако любой достойный своего призвания адвокат отказался бы от рассмотрения этого дела, даже если бы оно и попало в суд. A в том случае, если дело уже было однажды рассмотрено, даже если впоследствии полиция раздобудет неоспоримые доказательства вины Рэмси, закон запрещает второй раз выдвинуть против него обвинение. Итак, доказать его вину необходимо или сейчас, или уже никогда.

Питту нужно было глубже понять Доминика и Юнити Беллвуд. Какие-то моменты их прошлого могли позволить ему получить полное объяснение или же целиком изменить собственное понимание дела. Этого он никак не мог пропустить. Известная ему цепь событий была неполной. Они не образовывали разумной последовательности. По меньшей мере он должен знать, кто являлся отцом ребенка Юнити. Томас внутренне скривился, представив себе, насколько глубоко будет задета Шарлотта, если им окажется Кордэ. Впрочем, низкая и подлая часть его существа будет в таком случае довольна. Суперинтенданту было стыдно за себя.