Реквием в Брансвик-гарденс - Энн Перри

Старый священник пристально смотрел на него, взвешивая все, что может сказать, и просчитывая, какие умолчания вправе допустить. Все это читалось на его лице.

– Мисс Беллвуд была очень сложной особой, – проговорил он неторопливо, наблюдая за реакцией Питта. – Временами она бывала очаровательна, смешила почти всех нас своими остроумными репликами, подчас бывавшими даже жестокими. Душа ее основывалась на… на гневе. – Рэмси поджал губы и принялся крутить лежавший перед ним на столе перочинный нож. – Конечно, она была упряма. – Он печально, едва заметно улыбнулся. – И высказывалась, не считаясь ни с чем. Она ссорилась с моим сыном по поводу его религиозных воззрений, ссорилась со мною… и с мистером Кордэ. Боюсь, что такая склонность коренилась в ее природе. Не знаю, что еще здесь можно добавить.

Он посмотрел на Томаса с неким отчаянием в глазах.

А тот припомнил слова Веспасии. Ему хотелось бы поподробнее узнать о содержании этих ссор, однако собеседник не желал делиться с ним этой информацией.

– Случалось ли этим ссорам принимать личный характер, преподобный Парментер, или они всегда касались религиозных мнений и воззрений? – спросил суперинтендант.

Он не рассчитывал услышать полезный для себя ответ, однако ему было интересно посмотреть, как именно поведет себя Рэмси. Им обоим было известно, что столкнул эту женщину вниз один из находившихся в доме мужчин.

– Ах… – Рука священника стиснула нож. Он нервным, почти дерганым движением начал барабанить им по промокательной бумаге. – Хуже всех вел себя Мэлори. Он очень серьезно воспринимает свое призвание, и боюсь, что ему так и не удалось выработать в себе какое-то чувство юмора. Доминик, мистер Кордэ, старше его и несколько более приучен к общению с… женщинами. Он не поддавался на ее провокации… настолько легко.

Парментер посмотрел на Питта с нескрываемым расстройством:

– Суперинтендант, вы предлагаете мне делать утверждения, которые могут послужить основой для обвинения моего сына или подчиненного мне священника, человека, которого я учил много лет и который теперь находится в качестве гостя в моем доме. Я не способен этого сделать. Я просто ничего не знаю. Я… я – ученый. И не уделяю особого внимания личным взаимоотношениям. Моя жена… – начал было он, но тут же передумал и оборвал фразу. Это было видно по выражению на его лице. – Моя жена подтвердит это вам. Я – теолог.

– Разве ваша профессия не связана с пониманием людей? – поинтересовался Томас.

– Нет. Нет, вовсе нет. Даже напротив… это понимание Бога.

– Но какая в нем польза, если вы не умеете понимать также и людей?

Рэмси смутился:

– Прошу прощения?

Посмотрев на преподобного, полицейский заметил смятение на его лице – не мимолетную неспособность понять слова собседника, а более глубокий мрак разъедающего сомнения в том, что он способен понять даже себя самого. Этого человека мучила пустота неопределенности, страх перед растраченным временем и желанием, перед годами, проведенными на ложной дороге.

И все это нашло свой фокус в Юнити Беллвуд, в ее остром языке и проницательном уме, в ее вопросах, в ее насмешках… И в одном ужасном мгновении ярости перед собственной беспомощностью, вылившемся во вспышку насилия? Что может быть страшнее, чем когда уничтожают саму твою веру в себя? Стало ли его преступление попыткой защиты своей внутренней сути?

Но чем большее представление Питт получал о Рэмси Парментере, тем меньше допускал он возможность того, что этот человек был любовником Юнити. А знает ли он, кто им был? Мэлори или Доминик? Его сын или его протеже?

– Мисс Беллвуд была на третьем месяце беременности, – сообщил Томас.

Священник застыл. Ничто в комнате не шевелилось, не издавало ни звука. Лишь за окном лаяла собака, да чуть шелестел ветер в ветвях находившегося вблизи дерева.

– Очень жаль, – проговорил наконец преподобный. – Чрезвычайно прискорбная подробность.

Подобного ответа Питт совершенно не ожидал. На лице Рэмси читались недоумение и печаль – и только. Никакого смятения и вины.

– Так вы сказали – на третьем месяце? – переспросил Парментер. Теперь, когда он осознал последствия этого факта, на лице его появился страх, и оно еще сильнее побелело. – То есть… вы хотите сказать…

– Это наиболее вероятно, – подтвердил его опасения суперинтендант.

Рэмси склонил голову.

– O боже, – произнес он очень негромко.

Казалось, ему трудно было вздохнуть. Его явно терзала боль, и Питту захотелось чем-то помочь ему – хотя бы физически, если не эмоционально. Однако он был столь же беспомощен, как если бы их обоих разделяла толстая стеклянная стена. Чем дольше Томас знал этого мужчину, тем меньше понимал его – и тем меньше мог без сомнений поверить в его вину в смерти Юнити. Единственным объяснением его виновности могло стать некое безумие, раздвоение личности, позволявшее отделить поступок и вызвавших его людей, от того человека, каким Рэмси был сейчас.

Парментер посмотрел на полицейского:

– То есть вы предполагаете, что это сделал один из находившихся в доме мужчин… а именно, или мой сын, или Доминик Кордэ?

– Это чрезвычайно вероятно, – кивнул Томас, решив не называть самого Рэмси.

– Понимаю. – Преподобный аккуратно сложил руки и посмотрел на собеседника полными горя глазами. – Что ж, я ничем больше не могу помочь вам, суперинтендант. Оба варианта немыслимы для меня, и, на мой взгляд, лучше будет, если я не стану говорить вам ничего такого, что сможет повлиять на ваше суждение. Мне не хотелось бы непредумышленно оговорить ни того, ни другого. Простите. Я понимаю, что это вам не поможет, однако нахожусь в состоянии слишком… слишком большого смятения, чтобы четко думать и действовать. Такого… я не ожидал.

– Быть может, вы сумеете сказать мне, где жил Доминик Кордэ, когда вы познакомились с ним?

– Назвать его адрес? Да. Возможно. Хотя я не представляю, чем это может помочь вам. Прошло уже столько лет…

– Понимаю. Тем не менее мне бы хотелось получить его.

– Отлично. – Священник выдвинул один из ящиков стола и извлек из него лист бумаги. Переписав с него адрес на другой листок, он подвинул его по полированной поверхности стола к Питту.

Суперинтендант поблагодарил его и отбыл восвояси.

Он не стал заезжать в участок за Телманом, занятым дорасследованием финальных подробностей предыдущего дела. Обстоятельства смерти Юнити пока оставались настолько скудными, что Томас не мог подыскать в них никакой работы для своего помощника. Оставаясь исключительно нематериальными, они зависели только от чувств и мнений. Фактическая сторона дела ограничивалась лишь тем, что мисс Беллвуд находилась на третьем месяце беременности и что отцом ребенка, вероятно, являлся один из троих находившихся в доме Парментера мужчин, причем карьера любого из них оказалась бы окончательно и бесповоротно погубленной в том случае, если бы об этом стало известно. Окружающие несколько раз слышали, как девушка ссорилась с Рэмси, причем в последний раз непосредственно перед тем, как упала с лестницы и погибла. Сам Парментер отрицал, что выходил из своего кабинета. Его жена, миссис Парментер, их дочь, Трифена, горничная и камердинер слышали обращенный к нему крик Юнити в предшествующий ее падению момент.