Поющие в терновнике - Колин Маккалоу

Но настал 1930 год, и Дрохеда хорошо узнала, что такоеэкономический кризис. В Австралии полно было безработных. Кто только мог,переставал платить за жилье и пускался на поиски работы, но тщетно — работынигде не было. Жены и дети, предоставленные самим себе, жили в лачугах намуниципальной земле и выстаивали долгие очереди за пособием, отцы и мужьяскитались по стране. Человек брал в дорогу самое необходимое, закатывал этискудные пожитки в одеяло, перетягивал его ремнями, закидывал скатку за спину ипускался в путь, надеясь, что на фермах если не наймут на работу, так хотьнакормят. Лучше уж бродяжить по Глуши, чем ночевать на улицах Сиднея.

Цены на все съестное упали, и Пэдди до отказа набил запасамиамбары и кладовые. Всякий захожий человек мог не сомневаться, из Дрохеды егонатощак и с пустыми руками не отпустят. Но вот что странно, захожие люди наместе не задерживались: подкрепятся горячей пищей, получат кое-какие припасы вдорогу — и даже не пробуют осесть, бредут дальше, ищут… а чего? — этоведомо разве только им самим. Далеко не всюду их встречают так радушно и стакой щедростью, как в Дрохеде, и тем непостижимей, почему странники не хотятздесь остаться. Быть может, слишком они устали от бездомности, от бесцельностисвоих скитаний, от того, что некуда им возвращаться и некуда стремиться, вот и продолжаютплыть по течению. Многие все же выживали, а иные погибали в пути, их тут же наместе и хоронили, если только находили прежде, чем вороны и кабаны дочистаобгложут их кости. Огромна и пустынна австралийская Глушь.

Но Стюарт снова не отлучался из дому, и дробовик всегда былпод рукой, в углу у двери кухни. Подобрать надежных овчаров не стоило труда, встарых бараках для пришлых рабочих Пэдди поселил девятерых холостяков, и навыгонах без Стюарта вполне можно было обойтись. Фиа уже не держала наличныеденьги где придется и велела Стюарту за алтарем в часовне устроить потайнойшкаф — что-то вроде сейфа. Дурные люди среди неоседлых австралийцев редкость.Дурные люди предпочитают оставаться в столице и вообще в больших городах,скитальческая жизнь им не по вкусу — слишком чиста, слишком одинока и слишкоммало приносит поживы. Но никто не осуждал Пэдди за то, что он хотел оберечьсвоих женщин от опасности: Дрохеда место широко известное и вполне моглапривлечь немногих нежелательных гостей, что скитались по стране.

Той зимой немало было бурь, то сухих, то с дождями, а веснойи летом лило как из ведра, и травы на землях Дрохеды поднялись невиданновысокие, густые и сочные.

Джиме и Пэтси за кухонным столом миссис Смит готовили уроки(они пока учились заочно) и весело болтали о том, как поедут учиться вРивервью-колледж. Но миссис Смит от таких разговоров становилась уж оченьхмурая и сердитая, и они понемногу научились при ней даже не упоминать, чтокогда-нибудь уедут из Дрохеды.

И вот опять в небесах ни облачка; высокая, чуть не по пояс,трава за лето без дождей совсем высохла, стала серебристая и ломкая. За десятьлет на этих черноземных равнинах все привыкли к смене наводнений и засухи, кчереде взлетов и падений — вверх-вниз, вверх-вниз, и только плечами пожимали иделали свое дело так, словно важен один лишь нынешний день, а все остальное нев счет. Да и впрямь, самое главное — протянуть от одного хорошего года додругого, когда бы он ни пришел. Никому не под силу предвидеть, когда будетдождь. Объявился в Брисбене некто Иниго Джонс, неплохо предсказывал погодунадолго вперед, опираясь на какую-то новую теорию насчет пятен на солнце, ноздесь, на отдаленных черноземных равнинах, его посулам не очень-то верили.Пускай ходят к нему за предсказаниями сиднейские и мельбурнские невесты;труженики черноземных равнин полагаются только на собственное чутье.

Зимой 1932 года опять налетели яростные сухие ветры, резкопохолодало, но густые сочные травы не давали разыграться пыли, и мух тожеразвелось меньше обычного. Худо пришлось только что остриженным овцам, беднягиникак не могли согреться. Миссис О'Рок обожала у себя в ничем не примечательномдеревянном доме принимать гостей из Сиднея и любила возить их по соседям,особенно в Дрохеду — надо же показать, что и здесь, в глуши, на черноземныхравнинах, кое-кто умеет вести светскую жизнь. И любая беседа неизбежносворачивала на злополучных овец, тощих и жалких, точно мокрые крысы, —каково им будет зимовать без длинной, в пять-шесть дюймов шерсти, котораятеперь отрастет лишь к наступлению летней жары. Но, как серьезно пояснил Пэддиодному такому гостю, зато шерсть будет первый сорт. Самое главное ведь не овцы,а шерсть. Вскоре в «Сидней Морнинг Гералд» появилось письмо — автор еготребовал, чтобы парламент принял закон, который покончил бы «с жестокосердиемскотоводов». Бедная миссис О'Рок пришла в ужас, но Пэдди хохотал до упаду.

— Хорошо еще, что этот дурень не видал, как инойстригаль невзначай пропорет овце живот, а потом зашивает толстенной иглой,какой мешки шьют, — утешал он смущенную миссис О'Рок. — Да вы нерасстраивайтесь, миссис О'Рок. Эти горожане понятия не имеют, как мы, негородские, живем, им-то можно нянчиться со своими кошечками да собачками, будтос малыми детьми. А у нас тут все по-другому. Если кто попал в беду, мужчина ли,женщина, большой или малый, мы никого без помощи не оставим, а городские — онио зверюшках своих любимых заботятся, а человек хоть зови, хоть плачь — ипальцем не шевельнут, чтоб помочь.

Фиа подняла голову.

— Он прав, миссис О'Рок, — сказала она. —Никто не ценит того, чего слишком много. У нас тут в избытке овцы, а в городе —люди.

В тот августовский день, когда грянула роковая буря, далекоот дома оказался один Пэдди. Он спешился, надежно привязал лошадь к дереву исел под вилгой, собираясь переждать налетевший шквал. Поблизости жались друг кдружке пять дрожащих собак, а овцы, которых он перегонял на другой участок,разбрелись беспокойными кучками и рысцой бестолково перебегали с места наместо. Буря налетела страшная, и полную волю своей ярости она дала, когдасердцевина урагана оказалась как раз над Пэдди. Он заткнул уши, зажмурился —оставалось только молиться.

Он сидел под вилгой, которая все громче шумела никлойлиствой под крепнущим ветром; невдалеке, наполовину скрытые высокой травой,виднелись несколько пней и упавших стволов. А посреди этой выбеленной, точнокость, груды мертвого дерева торчал одинокий сухой великан эвкалипт, обнаженныйствол его взметнулся ввысь на добрых сорок футов и словно вонзал в черные, какночь, тучи острие голой, тощей и угловатой верхушки.

И вдруг даже сквозь сомкнутые веки Пэдди ослепила яркаявспышка синего пламени, он вскочил, и тотчас его, как игрушку, швырнуло наземьчудовищным взрывом. Он приподнял голову — по стволу мертвого эвкалипта вверх-внизплясали багровые и синие призрачные отсветы, прощальное великолепие ударившеймолнии; не успел Пэдди опомниться — все запылало. В этой груде мертвойдревесины давным-давно не осталось ни капли влаги, и высокая трава кругом быласухая, как бумага. Казалось, земля бросает ответный вызов небесам — надисполинским деревом, далеко над его вершиной, вскинулся столб огня, вмигзанялись рядом пни и упавшие стволы, и отсюда, разгоняемые вихрем, шире, шире ишире пошли кружить и полыхать полотнища огня. Пэдди не успел даже подскочить клошади.