Великий Сатанг - Лев Вершинин

Не знаю, может быть, и поэтому он говорил со мною не как со зазвездной гостьей, а просто как с девушкой Лемуркой, невестой погибшего друга. Он хорошо знал Андрюшу, они были ровесниками, кажется, даже дружили; Вождь воевал вместе с моим любимым (оказывается, моя фамилия могла бы быть Аршакуни) и не пожалел своего расписанного на год вперед времени, чтобы поехать со мной и показать места, где сражался за единственно правое дело Далекий Брат Дархая.

Мне не все понятно было в объяснениях Ладжока, но в одном я не сомневалась ни тогда, ни теперь: дело, за которое погиб Андрюша, не могло не быть справедливым…

Это понимание явилось не сразу; мне пришлось многое увидеть и о многом подумать всерьез. И стоя на смотровой площадке над Пропастью Бессмертных, я наконец осознала: борьба не завершена, она продолжается.

И Вождь, стоящий совсем рядом, выслушал и ответил:

– Ты все поняла правильно, сестра. Так и нужно. Разум лжив, сердце — нет. Где бы ты ни была, помни: здесь, на Дархае, твои друзья!

Он умолк и слегка обнял меня. Всего лишь на миг, по-братски. Ничего похожего на желание не было в его движении, но это было мгновение потрясающей, необъяснимой близости; на миг мы стали словно бы единым целым, и мне показалось, что на краю пропасти со мною стоит Андрей…

А дома давно уже никто не помнил ни об астрофизике Андрюшке, ни о лейтенанте Аршакуни. Его будто и не было никогда на свете; наверное, помнила бы мама, но она, как я узнала, так и не перенесла давнишнего известия о сходе горной лавины.

Жил — и сгинул. И вместе с ним сгинула навеки наивная Лемурка, противница насилия и защитница всего живого. Вегетарианские бредни кончились; я узнала вкус плохо прожаренных бифштексов, и он пришелся мне по нраву. Меня мутило от пацифистских брошюрок. Паритетологи с платиновой сединой и золотыми устами портили воздух в эфире, но в упор не видели, да и не желали видеть правды. Нигде не писалось ни о кошмаре, что творился на Дархае до появления А Ладжока, ни о том, с чьего благословения происходило все. Монополии Конфедерации оставались чистенькими в глазах биомассы, формально принадлежащей к роду людскому.

Нет, поняла я, не может быть и не будет мира между добром и злом. Нужно драться. Хотя бы и в одиночку, но драться. Конечно, на стороне добра. А значит, на той стороне, где сражался Андрюша…

Если мне, глупой девчонке, это было отчетливо ясно уже в девятнадцать, то взрослые дяди понять не желали. Понимаю: у них было слишком много дел поважнее. Информаторы вопили о перестановках в правительстве, о финансовых аферах, газеты на все лады обсасывали пикантные подробности кризисов на фондовых биржах, и разве было во всей этой повседневной круговерти место для таких отвлеченных, а значит, и вовсе не существенных понятий, как добро и зло?..

Мое заявление о приеме в Службу Контроля вернулось, кажется, даже не прочитанным. Второе, третье, десятое — точно так же. После тринадцатого меня наконец изволили пригласить на беседу. Чинуши находили сотни отговорок — от недостаточной подготовленности к столь ответственной работе и давно забытого мною членства в дурацкой Лиге Друзей Живого до неразборчивости, на их взгляд, в сексуальном поведении и труднообъяснимой поездки на Дархай.

Ну что ж, я пошла другим путем, знакомым и безошибочным.

На одной из крутых тинейджерских дискотек имел место белый танец, а рядом со мной почему-то случился паренек в драных джинсах и при серьге в носу. Он, конечно, выглядел старше своих неполных семнадцати и вниманием сверстниц был вовсе не обделен, но уже через три дня бедолажка часами выстаивал на коленях под моим окном, ловил на улицах, пытаясь всучить цветы, и глаза его умоляли: еще! еще! ну хотя бы разочек!..

Поиздевавшись вволю, я изредка снисходила.

А месяц спустя его папашка, надутый индюк, видевший жизнь исключительно сквозь тонированные окна своего членовоза, в панике телефонировал старым приятелям, ручаясь за меня, как за себя самого, клал голову на рельсы и давал руку на отсечение — в обмен на мое твердое обещание, что ни о каком браке не может быть и речи, и пусть он будет спокоен за свое ненаглядное чадо…

После чего последовало собеседование в отделе кадров СК, бывшее чистой формальностью. Увы, для оперативной работы я и впрямь была не готова, а наверстывать времени не было. Мне дали направление на двухлетние курсы спецреференток при Службе Охраны Совета ЕГС.

Я очень старалась быть лучшей на курсе и вовсе не по протекции была рекомендована в личные референты Председателя. Пусть в сэнсэи вылезти мне так и не удалось, но мой красный пояс присужден по заслугам. Стрельба навскидку, по-македонски, далась мне удивительно легко, а экзамен по основам «Камасутры» был сдан без подготовки, в том числе и достаточно сложный вопрос по практике непрерывающегося оргазма.

Не нужно улыбочек! В нашей профессии порой более чем необходимо раскрутить мужика, а то и бабу, но настоящего специалиста не сделаешь на одном обаянии. Кроме того, высокие политики — тоже люди, и они хотят, а жены у них в основном возрастные, и посторонние контакты, естественно, напрочь исключены, так что в круг обязанностей хорошего референта входит совсем не только умение метко стрелять и знание иностранных языков…

Я так волновалась, выходя на работу, что очень удивилась ее несложности. Мы с Гавриилом Никитичем быстро нашли общий язык, а Инесса Максудовна, поначалу косившаяся на меня и почти не желавшая разговаривать, тоже скоро признала, что если уж иначе нельзя, то пусть лучше я, чем сразу пятеро, как раньше…

А с тех пор, как я рассказала и показала ей кое-какие спецэффекты и мы стали частенько отдыхать втроем в различных комбинациях, наши отношения с мадам сделались более чем доверительными; Инесса Максудовна даже всплакнула, узнав об Андрюшке…

Изредка СК, недовольная тем, что я, как выражались они, слишком уж прижилась, пробовала ставить мне палки в колеса, и однажды нам с мадам это надоело. Никогда не забуду: Гавриил Никитич лежал в глубоком трансе, жизнь Единого Союза замерла, а несчастный Председатель Коллегии Службы Контроля шелудивым мопсиком метался между дверями моей квартиры и воротами дачи мадам, умоляя ее не подавать на развод, а меня — взять назад заявление об отставке.

Он так выл, не очень внятно упоминая чьих-то пятерых детей, которых кто кормить станет, если с ним вдруг того… ну, вы понимаете, что я не выдержала первой. Хорошо, что для Инессы у него были другие аргументы, но она все равно крутила фасон дольше, до того момента, пока в отставку не подал Председатель Коллегии…

А потом мы все втроем уехали в отпуск, оставив Союз на попечение вполне достойного доверия человека, и никогда не забуду, как волшебно пролетели те тридцать дней и как рыцарски галантен с нами обеими был сознающий свою вину Гаврюша…

К сожалению, у Председателя были секреты и от меня, даже после двенадцати лет беспорочной службы, неоднократно отмеченной высокими правительственными наградами.

И я, и мадам считали, что это непорядок, но ничего не поделаешь, у мужиков бывают заскоки; так, например, Председатель упрямо стоял на том, что дома о делах не говорят…