Верховный Издеватель - Андрей Владимирович Рощектаев

Нижнем Новгороде недавно открылась канатная переправа через Волгу, а здесь пусть будет – пуховая.

– Пуховый фуникулёр.

– Редкая птица долетит до середины Днепра. Редкий Винни-Пух долетит до середины Волги.

– Ну ладно языком чесать, давай за дело! – напомнил Саша.

Ребята сфокусировали ослепительную точку и воспламенили целую подушку пуха огромной лупой, которую повсюду носил с собой Саша, как инженер Гарин гиперболоид. Можно было, конечно, использовать зажигалку, но "лупа прикольней". Из пуха мигом выскочили оранжевые зубья и начали быстро расползаться ощеренным кольцом, расширяя и расширяя тёмную пасть.

– Драко-он! – воскликнул Ромка.

Пасть в несколько секунд пыхнула и погасла, слизнув в чёрное небытие, без остатка, весь прибившийся к поребрику пух.

Рому вдруг осенило:

– А ты представляешь, как бы выглядела из космоса Земля, если б весь пух на ней разом загорелся! Если б его прям везде одновременно подожгли.

– Было б новое солнце, чувак!

– Ну, солнце не солнце… скорее, такая большая круглая голова с огненными волосами. Пух-то одновременно может быть только в одном полушарии: в другом же зима, снег.

– Ну, зима – подумаешь, зима! Я давно думал: прикольно было б, если б снег горел, как пух. Вот уж тогда бы я классно оттянулся. Такое бы шоу пироманов устроил!

– Да уж пожалуй! Только… это было бы уже не шоу пироманов, а конец света, – сообразил Ромка.

– А я иногда смотрю и представляю, – сказал Саша, – что небо – это такая офиге-енная лупа… а Бог нас через неё разглядывает. Ну, а если захочет, может сразу поджечь – как мы лупой пух поджигаем.

– Не захо-очет! – уверенно возразил Ромка.

– Да ты-то откуда знаешь, академик Павлов? Он что, Сам тебе сказал? Или типа ты – это Он?

– Ну, просто… не захочет и всё. Мне кажется, уж в этом-то я Его знаю.

– Когда кажется, креститься надо.

Ромка перекрестился.

– Не захочет, – с какой-то странной, но неотразимой логикой повторил он.

– Слушай… почему я тебе верю? – сам себе удивился Санька. – Вот слушаю тебя, слушаю, так внимательно слушаю, что даже ни фофуна там, ни щелбана не даю, ни сливу не делаю, ни по ушам твоим музыкальным не сыграю… а слушаю и верю. Вот Богу почти что ни капельки не верю, а тебе про Него – верю. Блин… Может, ты гипнотизёр, а?

Оказывается, порой и у детей бывает свой маленький богоборческий бунт. То есть они сами его так, конечно, не называют. Но и в их представлении хороший Бог должен соблюдать какие-то условия, чтоб остаться хорошим… ну, то есть чтоб вообще остаться. Потому что не-хороший Бог – это несуществующий Бог: не имеющий права на существование! Мы автоматически лишаем Его прописки в наших душах. У детей с этим всё просто: "дружу" или "не дружу". Не дружу – значит, Тебе бойкот: значит, Тебя нет.

Отец, который отнял у ребёнка маму… какой же это Отец!? Только Он ли отнял у Саши маму? А если провести детективное расследование – кто там убил-самоубил. Это будет самый необычный детектив – потому что Маринин, а не Марининой. Духовные преступления, совершённые в мире невидимом, расследовать всего сложней.

Иногда труднее всего на свете бывает осознать, что Бог – не враг… а враг – тот, кто выдаёт себя за Него. Многим для этого требуются десятки лет жизни – а иным, увы, даже их не хватает. Хватит ли Саше на это одного "недетского детства"? Так странно, когда доказательство теоремы Ферма задают 12-летнему школьнику!

III.

У деревьев был свой пух, у травы – свой. Они соревновались, не обращая внимания на разницу в размерах.

По огромному пустырю головки одуванчиков, казалось, скакали, как шарики "Спортлото". Мир сделал стоп-кадр, и они замерли – выше-ниже в своих весёло-беспорядочных прыжках. Бог смонтировал что-то поразительное. Что-то совершенное – смелей любых утопий. Весь мир – музей фантастических изобретений. От пчелиных сот до серёжки американского клёна, сконструированной так, что малейший ветерок превращает её в вертолёт.

Природа не сребролюбива. Всё золото мая она легко обменяла на пух июня. Все монеты и медали обратились в щекотные игрушки, пушистые катышки. Туман из несчётных пушистых шариков разлился по лужайкам. Кажется, вторая поверхность Земли отслоилась и миражом зависла поверх настоящей. Земля взошла на дрожжах. Стала мягкой и сдобной. И способной на перелёт.

Каждый "куст" одуванчика – зелёный, многоглавый, длинношеий дракон. Миллионы драконов сначала дышали ярким золотистым огнём, поджигая планету, а теперь, потушенные кем-то, выдувают только мыльные пузыри. Или это миллионы крохотных воздушных шариков взошли над травой: у лилипутов в огромном парке проходили народные гуляния.

Всё на свете – творчество, и всё зависит от вдохновения. Одна старушка говорила: "У меня сегодня вдохновение почистить морковку". У кого-то вдохновение на глупости, у кого-то – на научное открытие. У кого – на молчание, у кого – на песню. Каждому человеку и каждому дню – своё вдохновение.

– А вот тут у нас единственное настоящее вдохновение!.. – сказал Ромка, "нюхая" одуванчик. Вдыхаешь-вдыхаешь невольно этот пух, – и приходит вдохновение на пушистую битву.

– Если зимой так упасть в снег и погрести руками, получится "ангел". Ну, как будто отпечатки крыльев останутся. Жалко, одуванчиковый снег отпечатков не оставляет – только трава мятая!

– Трава мята? – нарочно переспросил Санька.

– Трава мя-тая! – звонко заорал Ромка и "обрызгал" его одуванчиковым пухом.

Мальчишки завозились в фантастической рассыпчатой мешанине.

– Была же когда-то война Алой и Белой Розы?.. а у нас война Одуванчиков. – отфыркиваясь, сказал Ромка. Но объявил он её запоздало – она уже шла.

Были б на свете одни только пушистые войны! И только одуванчиковые экзекуции.

Новые рыцари фехтовали разлетающимися букетами, и зрелище было такое, как если бы сказочные великаны сражались схваченными за дымные хвосты фейерверками в праздничном небе.

О больщущие одуванчики мальчишеских голов рассыпались их маленькие двойники. Круглые космические корабли высаживали парашютный десант на двух планетах.

Ромка при удачных ударах комментировал:

– Десант высажен в твои волосы! о, проник в бункер носа… взял штурмом ухо… второе ухо!

И кажется, свет солнца, потихоньку клонящегося к закату – такой же пушистый, как то, чем они сражались. Стоит только прижмуриться: над тобой и над миром царит гигантский одуванчик из лучей, только не белый, а радужный. Благодаря мальчишкам "Книга Бития" исправилась и снова стала Книгой Бытия. Мир "перетворился" заново.

– И луна туда же – тоже на одуван похожа! – театрально удивился Ромка, упав в траву и увидав над собой головокружительное вечереющее небо. Туманно-пушистый кружок, едва обозначив себя в голубом поле, смотрел с высоты. И казалось, можно упасть на него,