Песнь Кали - Дэн Симмонс

На этот раз я не волновался. Я осторожно поднял мою доченьку, положил на ладонь ее головку, прижал ее к груди и плечу, как делал уже столько раз, и прошел путь в тридцать шагов, отделявших меня от выстланного белым шелком стального гроба авиакомпании.

Взлет откладывали несколько раз. Во время всего полуторачасового ожидания мы с Амритой сидели, держась за руки, а когда огромный «Боинг-747» начал наконец разгоняться по взлетной полосе, не смотрели в иллюминаторы. Все наши мысли были сосредоточены на небольшом гробике, за погрузкой которого мы наблюдали незадолго до этого. Мы не разговаривали, пока самолет набирал высоту. Мы не любовались облаками, окончательно закрывавшими панораму Калькутты. Мы забрали нашу девочку и летели домой…

Ясно, что откровение близко.

Уильям Батлер Йейтс

Похороны Виктории состоялись 26 июля 1977 года, во вторник, на небольшом католическом кладбище на холме, с видом на Эксетер.

Маленький белый гробик сиял в ярком солнечном свете. Я не смотрел на него. Во время недолгой службы я разглядывал пятно голубого неба прямо над головой отца Дарси. В промежутке между деревьями виднелась кирпичная башня одного из старинных зданий Академии. На фоне летнего неба покрутилась стайка голубей. Незадолго до окончания службы послышались детские голоса и смех, но внезапно утихли, когда дети увидели нашу группу. Мы с Амритой одновременно повернулись, чтобы проводить взглядом компанию ребятишек, которые изо всех сил крутили педали велосипедов, приближаясь к длинному пологому спуску в город.

Осенью Амрита собиралась вернуться к преподаванию в университете. Я ничего не делал. Через три дня после нашего возвращения она прибрала комнату Виктории, а потом переоборудовала ее в комнату для рукоделия. Она никогда там не работала, а я вообще туда не заходил.

Решившись в конце концов выбросить кое-что из одежды, которую я привез обратно из Калькутты, я проверил карманы разорванной грязной рубашки, что была на мне в тот вечер, когда я принес Дасу книги. Книжечки со спичками не оказалось ни в одном из карманов. Я удовлетворенно кивнул, но в следующее мгновение обнаружил в другом кармане свою маленькую записную книжку. Наверное, в ту ночь у меня были с собой обе записные книжки.

Эйб Бронштейн приехал на день в конце октября. Он присутствовал на похоронах, но наше общение тогда ограничилось соболезнованиями. Поговорил я с ним в другой раз. Это был поздний бестолковый телефонный разговор, после того как я напился. Эйб слушал почти час, а потом мягко сказал: «Иди спать, Бобби. Ложись спать».

В то октябрьское воскресенье мы сидели в гостиной с сухим вином и обсуждали, как удержать «Другие голоса» на плаву, а также шансы на успех новой программы Картера по экономии энергии, направленной на устранение нехватки топлива. Амрита вежливо кивала, время от времени улыбалась, оставаясь где-то бесконечно далеко в течение всего разговора.

Эйб предложил прогуляться по лесочку за домом. Я удивленно заморгал, зная, до какой степени он ненавидит любые физические нагрузки. В этот чудесный осенний день он был одет как обычно: серый мятый костюм, узенький галстучек и черные туфли с загнутыми носами.

– С удовольствием,– ответил я без малейшего энтузиазма, и мы направились по тропинке в сторону пруда.

Лес стоял во всей красе. Тропинку устилал слой ярко-желтых листьев с вязов, а на каждом повороте мы ступали в целые охапки пламенеющей красной листвы кленов и сумаха. На кустах боярышника виднелись и колючки, и маленькие осенние плоды. На фоне ослепительно голубого неба белела береза. Эйб достал из кармана пальто наполовину выкуренную сигару и, рассеянно пожевывая ее кончик, шел с опущенной головой.

Мы прошли примерно две трети круга мили в полторы и приближались к гребню небольшого холма, возвышавшегося над дорогой. Здесь Эйб присел на поваленную березу и начал методично очищать свои ботинки от грязи и кусочков веток. Я сел неподалеку и оглянулся на пруд, который мы только что обогнули.

– Рукопись Даса все еще у тебя? – внезапно спросил Эйб.

– Да.

Если бы он сейчас попросил поэму для «Других голосов», то независимо от моего согласия или отказа нашей дружбе пришел бы конец.

– Гм– Эйб кашлянул и сплюнул.– Ребята из «Харперс» не выступают из-за того, что ты не пишешь статью?

– Нет.– Где-то за дорогой я услышал стук дятла.– Я вернул им аванс. Но они все-таки настояли на том, чтобы взять на себя хотя бы дорожные расходы. Ты же знаешь, Морроу у них больше не работает.

– Угу.– Эйб закурил сигару. Запах дыма отлично сочетался с осенней свежестью.– Еще не решил, что будешь делать с этой долбаной поэмой?

– Нет.

– Не печатай ее, Бобби. Нигде. Никогда.

Он бросил еще дымящуюся спичку в кучу листвы. Я подобрал ее и зажал между пальцами.

– Нет,– сказал я.

Мы немного помолчали. Налетел прохладный ветерок и взметнул хрупкие листья. Где-то вдалеке, к северу от нас, громко верещала белка.

– А ты знал, Бобби, что во время войны я потерял почти всю семью? – неожиданно спросил Эйб, не глядя на меня.

– Нет. Не знал.

– Да. Мама выбралась, потому что они с Яном оказались в Лондоне по пути ко мне. Ян вернулся, чтобы попробовать вытащить Мойшу, Мутти и всех остальных. Больше их не видели.

Я молчал. Эйб выдохнул дым от сигары в голубое небо.

– Я упоминаю об этом, Бобби, потому что потом все кажется таким неизбежным. Понимаешь, о чем я? Тебе все время кажется, что ты мог бы все изменить, но не сделал этого… Вроде того, когда забываешь что-то сделать, а потом все срабатывает как часы. Ты меня понимаешь?

– Да.

– Но во всем этом нет неизбежности, Бобби. Просто не повезло, вот и все. Здесь нет ничьей вины. Ничьей, кроме тех ублюдков, которые все это устроили.

Я долго сидел молча. Вокруг нас кружились листья, добавляя свою печальную прелесть к уже раскинувшемуся ковру из листвы.

– Не знаю, Эйб,– заговорил я в конце концов. У меня так першило в горле, что трудно было продолжать.– Я все делал неправильно. Не надо было брать их с собой. Не надо было оставлять их одних, когда стало ясно, что все пошло наперекосяк. Надо было убедиться, что самолет взлетел. И я ничего не понимаю до сих пор. Кто виноват? Кто они такие? Кто такой Кришна? Что выигрывала эта самая Камахья? Какую роль она играла? Но хуже всего то, что я совершил непростительную глупость, передав Дасу пистолет, когда…

– Два выстрела,– перебил Эйб.

– Что?

– Ты говорил, когда звонил, что слышал два выстрела.

– Ну да, пистолет-то автоматический.

– И что? Думаешь, после того как вышибешь себе мозги, сделаешь еще один выстрел для верности? Так?

– К чему ты клонишь, Эйб?