Сверхнормальные. Истории, которые делают нас сильнее - Мэг Джей

Когда же ребенок растет в окружении, которое по любой причине нельзя считать «достаточно хорошим», приспосабливаться в основном приходится только ему. И тогда уже сын или дочь носятся по дому, стараясь угодить родителям. На цыпочках проходят через комнату, где пьянствует отец. В одиночку ломают голову над трудным домашним заданием, потому что родители заняты хронически больным братом или сестрой. Кормят младших и моют посуду, пока мать, страдающая депрессией, спит весь день в доме с задернутыми шторами. Пропускают обеды в школьной столовой, потому что отец не заплатил алименты. Или, как Марта, постоянно стараются угодить критически настроенной матери. Какими бы ни были конкретные негативные обстоятельства, ребенок чувствует, что его опекуны не способны реагировать на его желания и потребности, поэтому отлично научается реагировать на их потребности и пожелания[474]. Поскольку иметь собственные чувства и предпочтения для них бесполезно или даже опасно, они адаптируются к чувствам и предпочтениям других людей.

Следует отметить, что умение предвидеть, чего хотят другие и давать им это, считается особым талантом большинства сверхнормальных. «Годам к десяти я уже понял, что могу находиться в любой ситуации и выживать, а иногда даже и процветать, — пишет известный пианист Джеймс Роудс в своих мемуарах, — потому что обладаю манипулятивной силой супергероя»[475]. Многие такие люди описывают себя как хамелеонов, способных слиться с любой средой, или как оборотней, которые способны автоматически оценить любую ситуацию и вписаться в окружающий мир. Надо сказать, этот талант к «изменению цвета и формы» в полной мере согласуется с результатами исследований, которые показывают, что люди, успешно реагирующие на жизненные трудности, имеют склонность к когнитивной и эмоциональной гибкости[476]. Сверхнормальные способны «делать все, что нужно», чем бы это «нужно» ни было.

Так было и с Мартой, которая со временем стала истинным виртуозом быстрых изменений и всегда была готова надеть маску, костюм, поведение или эмоцию, подходящие к той или иной ситуации. То, насколько быстро она, едва увидев кого-то — друга на улице, учителя в классе, продавца в магазине, маминого ухажера, — предугадывала его ожидания и становилась тем, кого, по ее мнению, они хотели в ней видеть, даже вызывало тревогу, во всяком случае, у нее самой. Она умело играла роли, которых от нее ожидали другие люди, и после школы взяла этот талант с собой в школу исполнительских искусств, поступать куда решила в старших классах.

Способность приспосабливаться к окружению, безусловно, важное для жизни качество. Мы все в основном достаточно разумны, чтобы соблюдать формальные и неформальные правила, установленные в обществе, а дома извлекаем выгоду из того, что угождаем родителям и соответствуем их ожиданиям. В разном окружении все мы прибегаем к разным социальным сценариям, поступая и действуя одним образом на работе или в школе, другим в общении с друзьями, третьим дома с родными и так далее. Мы все подстраиваемся под обстоятельства. Когда же психологически устойчивый ребенок окончательно отказывается от надежды, что кто-нибудь когда-нибудь станет учитывать его потребности, это заходит слишком далеко. Адаптация к среде становится для него не просто актом социальной вежливости, а чуть ли не образом жизни[477]. Подобно Марте, которая видела себя через объектив фотокамеры своей матери, сверхнормальный ребенок нередко практически живет в таком же режиме. Он сосредоточен на внешнем мире и мотивирован реальностью, и вся его жизнь организована вокруг интуитивной оценки и удовлетворения ожиданий других людей. Очевидно разумный выбор образа действий надежно защищает его от атак извне, ведь сверхнормальный ребенок никогда ни с кем ни в чем не расходится и никому не противоречит — разве только самому себе.

* * *

В своих душераздирающих мемуарах знаменитый теннисист Андре Агасси рассказывает о том, что в детстве жил в полном противоречии с самим собой. В семь лет он стоял на теннисном корте и отбивал по много тысяч мячей в день. Играл он не против человека, а против машины, которую мальчик называл Драконом; ее сконструировал властный и жестокий отец, и она посылала мячи Андре со скоростью в сотни километров в час. «Ребенок, который отбивает миллион мячей в год, попадет на Уимблдон и будет непобедим», — думал отец Агасси. «Ничего, что я совсем не хочу играть на Уимблдоне. Чего я хочу, не имеет никакого значения»[478], — думал юный Андре, стоя на корте. Точнее говоря, он думал так: «Ненавижу теннис, ненавижу от всего сердца, и все равно продолжаю играть, продолжаю отбивать мячи целое утро, весь день, потому что у меня нет выбора. Как бы мне ни хотелось прекратить это делать, я все равно не прекращу. Я сам себя прошу прекратить, но продолжаю играть, и это противоречие между тем, чего я хочу, и тем, что делаю, кажется, и есть суть моей жизни»[479].

Противоречие, описанное Агасси, не что иное, как раскол личности, который у некоторых сверхнормальных разрастается до поистине невероятной степени. Тогда, когда адаптация к среде превращается в моральную необходимость, то, что мы думаем, не соответствует тому, что мы говорим, а то, чего мы хотим, не соответствует тому, что делаем. Со временем наши чувства и действия расходятся все больше, пока разрыв между тем, что происходит у нас в душе, и тем, что выражается вовне; между тем, что кажется подлинным, и тем, что видят другие люди, не начинает казаться непреодолимым.

По мнению Винникотта, быть истинным значит «оставаться в одиночестве в присутствии другого»[480]. Это означает действовать спонтанно, не всегда учитывая возможную реакцию окружающих. По формулировке Винникотта, это значит «двигаться, существуя»[481], независимо от того, кто тебя окружает. Если же спонтанность выражения и решений небезопасна[482] и ее приходится заменять продуманной стратегией, жизнь становится просчитанной. В этом случае истинная самость — самость, произрастающая на почве того, что воспринимается внутри как реальность, — не может развиваться или как минимум вынуждена скрываться под маской.