Лев правосудия - Леена Лехтолайнен

— Пособник Рютконена? — Я почувствовала, что краснею, но постаралась, чтобы голос меня не выдал. — Что ты имеешь в виду? Я думала, они даже не знакомы.

— Дерьмо к дерьму тянется. Ты думаешь, никто не пытался выяснить степень участия Сюрьянена в делах Васильева? С того времени он находится под наблюдением внешнего отделения ЦКП. Сперва я сам этим занимался, потом Рютконен забрал дело себе. А кто может быть полезнее для расследования, чем доверенный человек самого Сюрьянена? Паскевич после провалившегося похищения Лехмусвуо так подпалил себе крылья — или другую часть тела, — что больше не суется в Финляндию, хотя запрет на въезд отменен. Вот его внебрачный сын — другого поля ягода. Кто, по-твоему, стоит за этой отменой запрета? Конечно, Рютконен.

Не только кофе было повинно в том, что мой пульс забился чаще. Вновь перед моими глазами возникли Рютконен и Транков, сидящие за одним столиком. Это была вовсе не случайность, и хотя их беседу, вероятно, мог бы слышать кто угодно, в нее наверняка были включены зашифрованные сообщения.

— И где ты удосужилась вести светскую беседу с Транковым? Я ведь приказал тебе держаться от него подальше.

— На арендованной Сюрьяненом вилле в Лэнгвике. Я служила Транкову моделью для картины.

Лайтио тяжело вздохнул, тщетно пытаясь стереть сохнущие пятна кофе со своей кофты. В это время его телефон зазвонил.

— Что там? — ответил он, взглянув на экран. — Я занят!

Я не слышала, что сказали на другом конце, но на губах Лайтио показалась едва заметная улыбка.

— Да, хорошо. У меня срочная работа. Завтракайте вдвоем с Ирмели, я что-нибудь себе соображу. И не забудь покормить Кокки. Целую, мой зайчик.

Последние слова он произнес несколько смущенно, но мне было неинтересно, как Лайтио называет свою жену. Однако я хотела вывести его из задумчивости, поэтому нагло улыбнулась и мимикой изобразила поцелуй. Но это мне не помогло: Лайтио непременно хотел выяснить, каким ветром меня занесло в модели Транкова и не полная ли я идиотка. Я созналась, что позировала дважды, пока картина не была закончена, но, разумеется, не стала рассказывать обо всем, что происходило в студии. А потом поспешила перевести разговор на другое.

— Но между Сюрьяненом и Сталем должна быть какая-то связь! Иначе почему флешка с документами по Коппарняси оказалась в ящике Давида в Монтемасси?

— И почему он оставил ее, чтобы ты могла найти? Из записки в калейдоскопе и из этого письма становится ясно: он знал, что ты обыщешь квартиру, прежде чем уехать. И ты оправдала его ожидания. Сталь действительно обвел тебя вокруг пальца, — фыркнул Лайтио, и мне захотелось его ударить. — Если в тех документах содержится нечто секретное, Сталь подставил тебя под удар, когда всучил их тебе. Он думал только о себе!

Я не посмела сказать Лайтио, что эти предположения в какой-то мере мне льстят: Давид верил, что я сумею позаботиться как о себе, так и о важной для него информации. Вместо этого я опять сменила тему.

— Рютконен меня буквально преследует. Приходил недавно в «Санс ном» и угрожал. Сказал, подозревает, что я прячу Сталя в Финляндии, и угрожал забрать меня в кутузку. Следит за рестораном и за нашей квартирой, и днем и ночью. Посмотри! Разве это не Рютконен!

Я достала флешку и вставила в компьютер.

— Посмотри-ка! — Я вывела на экран фотографии с той ночи, в которую Рипа видел предполагаемого взломщика, а потом с той, когда бедняга алкаш нашел свой бесславный конец. — Тебе не кажется, что это один и тот же человек! Я уверена, что это Рютконен.

— Конечно, я-то узнаю эти ботинки и походку. — Лайтио сначала кивнул, потом покачал головой. — Но даже второкурсник-юрист убедит судью, что эта запись не может служить доказательством, а к тому же ты скрыла ее от полиции. И зачем Рютконену убивать вашего бродягу?

Вейкко и Рипа считали газетный ящик на заднем дворе «Санс ном» своим домом, и их удивляло, чего здесь надо Рютконену. А он боялся, что Рипа узнает его и расскажет мне, хотя ничего незаконного Рютконен, собственно, не делал. Он всего лишь искал Давида. И тот взлом перед открытием ресторана! Вейкко сказал, что видел человека, похожего на культуриста, а Рютконен как раз увлекается бодибилдингом. Однако в описании Вейкко взломщик был повыше ростом. Мог ли это быть сообщник Рютконена? Обычно подобного рода преступления бывают серийными и виновных скоро ловят, но это происшествие продолжения не имело.

— Почему Рютконен так прицепился к Давиду? Он ведь был его доверенным человеком и значился в его телефоне под кличкой Касси.

— Об этом я и хотел рассказать тебе. — Лайтио снова вздохнул. — Я выяснил, что Рютконен пришел к нам из Европола, из отдела разведки, где работал и Сталь. Они, стало быть, коллеги.

— И поэтому Рютконен, иначе говоря, Касси, — доверенное лицо Давида?

— Не забегай вперед. Для Рютконена вернуться в Финляндию и в ЦКП было изрядным понижением в должности. Он метил на место Сталя, но Европол отстранил его от операции с Гезолианом, поскольку у него нет официального полицейского образования, и это посчитали помехой. Так что у Рютконена зуб на Сталя. Он, наверное, с удовольствием посмотрел бы, как Давид гниет в тюрьме по обвинению в убийстве. Хотя Сталь не нуждается в помощи Рютконена, чтобы разрушить свою жизнь, — он своими силами справился с этим, когда начал собственную игру.

— И ты думаешь, Рютконен и есть тот предатель?

— На самом деле Касси — это не он. Изначально под этим именем скрывался эстонский полицейский, Яан Ранд.

— Яан Ранд? Но он же брат Джанни, монах в монастыре Сан-Антимо! Я встречала его там. Он сказал, что они с Давидом в Тарту были одноклассниками.

— Это правда, но Ранд также был полицейским и коллегой Сталя по Европолу. Но потом случилась та история; нехорошо вышло, но уходить в монастырь из-за этого все же было не обязательно.

— Что за история?

— У всех есть слабости. — Казалось, Лайтио заволновался. — У Ранда это очень молодые женщины.

— Молодые? Насколько?

— Слишком молодые. Точно не знаю. Наверное, лет двенадцати-тринадцати. — Лайтио зажег сигару. — И правда мерзкая история.

— Я слышала и похуже.

Пару раз выпустив дым, Лайтио все же поведал, что Ранд не только прикрывал эстонско-русскую мафию в сфере детской проституции, но и сам пользовался ее услугами. Когда негодяев накрыли, Ранд помог своим коллегам схватить главарей, и это посчитали смягчающим обстоятельством. Он отделался условным сроком, но, конечно, был вынужден уволиться из полиции.

— Ранд потом полностью раскаялся, принял католичество и стал монахом в Италии. Сталь, однако, хотел поддерживать контакт через друга юности, никому иному он не доверял. По какой-то причине его требование удовлетворили, во всяком случае вначале.

Я вспомнила светлые вьющиеся волосы и аскетично худое тело брата Джанни. На белой рясе ни пятнышка, как на платье невесты. Давид приказал мне разыскать его. Я была взрослой женщиной, так что вряд ли брат Джанни мог испытать ко мне сексуальный интерес. Я представила, как он прячется в тени монастырской церкви и подглядывает за маленькими девочками, преклоняющими колена. Помнится, Ева Сталь сказала мне по телефону: с Яаном Рандом поступили несправедливо. Она верила в его невиновность? Сообщил ли Давид матери нечто такое, чего не знал Лайтио, или, наоборот, постарался скрыть от нее ужасную правду, согласно которой его друг детства был педофилом и пособником сутенеров?