Лев правосудия - Леена Лехтолайнен

— Где пушка Рютконена?

— Скорее всего, под ним.

— Пусть остается там. Пока все складывается неплохо.

— В каком смысле?

Становилось холодно, и я вновь натянула шапку Рейски.

— Я кое-что задумал. Послушайте-ка, дети мои. Если из-за этого кто-то и угодит в дерьмо, то пусть это буду я. Все в ЦКП знают, как мы не ладили с Рютконеном — до такой степени, что в конце концов дошло до перестрелки. Вы двое здесь никогда не были. Оставьте мне второй пистолет и проваливайте отсюда.

— Чего ты добиваешься? — Я не сразу сообразила, чего он хочет. — Ничего не выйдет. На твоих руках нет пороховой гари, эксперты сразу выведут тебя на чистую воду.

— Я выстрелю еще раз, а потом схвачусь за сердце и изображу приступ на нервной почве. В больнице сперва прикинусь, будто память отшибло, а тем временем сочиню подходящую байку. Ты думаешь, я глуп, будто слепой рысенок? Для руководства ЦКП это дело окажется крепким орешком. Их лучший сотрудник — осведомитель мафии! — Лайтио скривился от боли: давала о себе знать рана на бедре. — Идите отсюда, я сам вызову «скорую» и полицию. А труповозку не буду. Переведи все это Транкову. Возможно, у меня появится основание пересмотреть свое мнение о нем. Где твоя машина? Забери этого парня и прикажи держать рот на замке. У вас будет минут двадцать, чтобы исчезнуть. За это время можно добраться до Киркконумми.

— Ну а следы… и все другое? Это ни в коем случае не пройдет!

— Ты меня недооцениваешь, девочка! Увези мое оружие и свое тоже. Уничтожь это и свою запись как можно быстрее. — Лайтио вручил мне видеокамеру, которую прикрепил под козырек шляпы, как налобный фонарь. — Дай закурить. А дальше я сам справлюсь.

Я отыскала коробку для сигар и спички во внутреннем кармане его пиджака, откусила кончик и раскурила. Потом посмотрела на Транкова и прикоснулась к его руке.

— Юрий, пойдем. Все кончилось.

— Но полиция… — Юноша смотрел на меня с сомнением.

— Лайтио обо всем позаботится. У меня рядом машина. Иди за мной.

Совсем не хотелось оставлять Лайтио в лесу — с кровоточащей раной и в обществе трупа. Что, если власти задержатся, а я не слишком хорошо перевязала рану? Оставалось верить, он знает, что делает. А ведь он пытался закрыть меня от пуль Рютконена своим телом! От этой мысли я чуть не повернула назад.

Вместо этого я дала Транкову найденный в кармане Рейски не первой свежести носовой платок и приказала прекратить рыдания. Мы пробрались по заснеженной тропе к машине, и она, к счастью, завелась без капризов. Я молчала, пока мы не попали на Хангонтие. Транков сидел с закрытыми глазами, откинув голову. Куда мне его отвезти? Если в Лэнгвике кто-то есть, они сразу увидят, как он выбит из колеи, а если я привезу его на Юрьонкату, вопросам Моники не будет конца.

— Юрий, слушай-ка внимательно. Если сделаешь, как я скажу, с тобой ничего не случится. Лайтио возьмет вину на себя. Тебя даже не было в Коппарняси. Рютконена застрелил Лайтио. Нас с тобой там даже близко не было.

Было похоже, что мои слова не достигли его сознания, и я повторила все сначала.

— В Финляндии можно делать так?

— Мы попытаемся.

— Хилья, я не хочу этого! Рютконен заставил меня сотрудничать. Он сказал, что упечет меня в тюрьму за похищение Хелены Лехмусвуо, если я не сделаю, как он прикажет. И я так хотел начать новую честную жизнь!

— Значит, ты старался завязать со мной отношения, чтобы раздобыть для Рютконена сведения о Давиде Стале?

— Я хотел отомстить за нашу неудачу в Бромарве. — Транков опять закрыл глаза и кивнул. — Но жажды мести хватило ненадолго. Я скоро понял, как удачно вышло, что ты увезла Лехмусвуо от Паскевича. Возможно, благодаря тебе я получил шанс на новую жизнь. Я совершенно искренне хотел нарисовать тебя, быть с тобой… Но ты ведь все-таки любишь Сталя.

— Ой, Юрий, я сама не знаю, люблю ли я хоть кого-нибудь. Разве это имеет значение? Ты спас жизнь мне и Лайтио, и за это я буду тебе благодарна до конца моих дней. — Я оторвала руку от руля и взъерошила волосы Юрия, словно он был мой младший брат. — Когда ты понял, что перед тобой не мужчина, а я?

— Ты думаешь, я тебя не узнаю? Я художник и вижу суть под любой маскировкой. И я не мог позволить Рютконену застрелить тебя. Приходилось выбирать, и я теперь убийца.

Трудно было что-то добавить. Получается, и я тоже убийца: ведь я совместно с Лайтио состряпала план, в результате которого погиб человек. Не важно, кто в конце концов стрелял, мы все были виновны. Кровь моего отца текла во мне, и я была ничем не лучше Транкова. В зеркальце заднего обзора я видела те же глаза, что и у Кейо Суурлуото на свадебной фотографии моих родителей. Захотелось кричать. У машины впереди внезапно замигал сигнал поворота налево, я притормозила, автомобиль занесло. Транков бормотал что-то по-русски: молился, что ли?

— Куда тебя отвезти? — спросила я, овладев ситуацией.

— Моя машина на вокзале в Киркконумми. Рютконен забрал меня оттуда.

— Ты можешь сесть за руль?

Транков не ответил, а снова начал плакать. Завывая сиреной, нам навстречу проехала «скорая», через минуту за ней проследовала полицейская машина. Мело так густо, что об оставленных перед танцплощадкой следах можно было не волноваться.

«Ягуар» Транкова стоял на привокзальной парковке, и я велела ему ехать домой. Конечно, был некий способ его утешить, но едва ли он сейчас мог доставить мне хоть какую-то радость в постели, и я даже не знала, хотела ли его еще. Я лишь усадила Юрия за руль и убедилась, что он пристегнулся, потом наклонилась поцеловать и заверила: все образуется, Рютконен больше не станет принуждать его к беззакониям.

Когда Транков наконец выехал с парковки, я была почти без сил: едва смогла открыть дверцу машины, и меня так трясло, что даже включенная на полную мощность печка не помогала. Рютконена мне было ничуть не жаль, но до конца жизни я не забуду, какими идиотами были мы с Лайтио. Рютконен играл на доске размером с целый мир, а мы изменили турнирную таблицу только провинциальной лиги.

Весь вторник я была настороже и десять раз за час проверяла мобильник, но от Лайтио ничего не поступало. Ни в средствах массовой информации, ни в материалах ЦКП не было упоминаний о перестрелке в Коппарняси, унесшей человеческую жизнь. Как будто ничего не случилось! Тем не менее я не могла спать и вздрагивала всякий раз, заслышав звук сирены, так что даже Йоуни это заметил и спросил, не проехала ли я на его машине со злостным превышением скорости прямо перед объективом камеры слежения. Но поскольку я обещала быть с ним вежливой, я не швырнула в него брюквой, которую в это время держала в руках.

Лайтио позвонил только в четверг утром:

— Привет из больницы. К Рождеству обещают отпустить домой.

У меня чуть не вырвалось кое-что лишнее, но я вовремя догадалась изобразить неведение.