Один из нас – следующий - Карен М. Макманус

– Назад! Мы должны бежать! – Я тяну ее за собой, продолжая кричать в сторону дендрария: – Бегите! Это не шутка!

Сквозь кусты рука об руку продираются две фигуры, я различаю в тусклом свете луны развевающееся платье Бронвин и продолжаю тащить Мейв через лужайку. Они нас нагоняют. Нейт тоже изо всех сил подталкивает Бронвин. Каким-то чудом, несмотря на сопротивление Мейв, нам двоим удается пересечь половину лужайки.

– Идем же! – в отчаянии кричу я, стиснув зубы. – С ней Нейт! Ты ничем не поможешь! – Мейв наконец прекращает противиться, и остаток пути мы мчимся на спринтерской скорости. До ресторана остается несколько шагов; голоса собравшихся на веранде людей становятся все громче, вспышки света выхватывают из темноты недоуменные лица.

– Уходите! – Я машу свободной рукой, не решаясь отпустить Мейв – вдруг рванет обратно? На меня никто не обращает внимания. Что ж, придется зайти с козырей. – В дендрарии бомба! Все уходите внутрь!

На крик уходит весь оставшийся в легких воздух. С веранды долетают взволнованные возгласы. Нейт и Бронвин уже почти на середине лужайки. Ничего ужасного пока не происходит, и я позволяю себе с облегчением вздохнуть. Пусть, черт побери, этим теперь займется кто-нибудь другой! Может, все не так уж плохо, может, у нас еще куча времени, а может, и вообще в рюкзаке что-то совсем…

Оглушительный гром сотрясает воздух. Над кустами вздымается огненный шар. Мы с Мейв падаем на землю. Я инстинктивно прикрываю голову, но прежде чем закрыть глаза, окидываю взглядом то место, где еще несколько секунд назад были Нейт и Бронвин. В небо над лужайкой стремительно поднимаются клубы белого дыма, в которых мелькают какие-то темные лохмотья. И больше ничего.

Пятница, 27 марта

– Осторожнее, держись от огня подальше. Ты можешь обжечься.

Мне восемь лет. Я сижу между отцом и сестрой перед небольшим костерком. Мы втроем совершили вылазку на пляж. Мама осталась дома с Оуэном – он слишком мал, чтобы жарить маршмеллоу. Зато я делаю все как надо: держу шампур на нужном расстоянии от огня и медленно поворачиваю его, пока зефирки не покроются со всех сторон золотистыми пузырьками. А вот Эмма слишком не уверена в себе и опасается поднести маршмеллоу близко к пламени.

Я чувствую некоторое удовлетворение. Хоть что-то у меня получилось лучше, чем у сестры.

– Мои зефирки не поджарились! – капризничает Эмма. Судя по голосу, слезы не за горами.

– Давай помогу. – Папа берет ее руку в свою и направляет шампур. Ну вот! А мне, что, так и жарить маршмеллоу одной?.. От расстройства я задвигаю зефирки слишком далеко в огонь, и они тут же вспыхивают.

– И мне помоги!

Папа, обреченно выдохнув, отбирает у меня шампур и задувает пламя. Затем вертикально втыкает шампур в песок, и обугленные зефирки скатываются вниз.

– Фиби, ты прекрасно справлялась сама. Прибереги свои слезы для более ответственного случая.

– Не справлялась! – Я надуваю губы, и он, приобняв меня, шепчет на ухо:

– Твоя сестра не справлялась чуть больше. Но я всегда рядом с вами обеими. И в любой момент приду на помощь. Ты мне веришь?

В его теплых руках я успокаиваюсь, и мне уже немного неловко перед Эммой. Ведь я не дала сестре насладиться ее идеальными зефирками.

– Верю!

Он целует меня в макушку.

– И пообещайте, что тоже придете на помощь друг другу, если понадобится. Мир порой бывает жестоким, и лучше держаться вместе. Договорились?

Я зажмуриваюсь, и пляшущие языки пламени раскрашивают мои веки в оранжевый цвет.

– Договорились!

Меня будит звуковой сигнал, который подает аппаратура в палате Эммы. Я резко вскакиваю, откидываю волосы с лица и лишь потом вспоминаю, где нахожусь.

– Эмма!

В палату заходит медсестра.

– Все в порядке. – Она подкручивает колесико на панели управления. – Просто нужно немного ускорить поступление физраствора.

Эмма по-прежнему в забытьи. В палате полумрак, и я здесь одна, если не считать Эмму и медсестру. Понятия не имею, сколько времени, но горло пересохло.

– А можно мне воды?

– Конечно, золотко. Идем со мной на пост, заодно разомнешься.

Медсестра выходит за дверь. Прежде чем последовать за ней, я еще раз бросаю взгляд на Эмму – она лежит неподвижно, наверное, вот так и выглядят мертвые, – затем достаю телефон и наконец отправляю сообщение адресату, которого неделями избегала.

Привет, Дерек, это Фиби. Позвони мне.

Я выхожу из палаты. Медсестра ждет в холле.

– А где мама? – спрашиваю я.

– Повезла домой твоего брата. Ему пора спать. На ночь к вам придет женщина из агентства, и тогда она вернется сюда.

Часы на стене показывают четверть одиннадцатого. В коридоре тишина, только три медсестры столпились вокруг поста и негромко что-то обсуждают.

Женщина, которая дала мне воды, со вздохом опирается на столешницу.

– Наш город катится в пропасть. То дети умирают, то бомбы взрываются…

– Что? – переспрашиваю я, едва не поперхнувшись водой. – Бомба? О чем вы? Когда?

– Только что. Причем на вечеринке после репетиции свадьбы. Какой-то неуравновешенный тип подбросил самодельное взрывное устройство.

– Будешь тут в шоке, – ворчливо добавляет другая медсестра.

Я мгновенно покрываюсь мурашками.

– Репетиция свадьбы? В Бэйвью? Это же в… – Я выхватываю телефон, чтобы проверить новые сообщения, но одна из медсестер меня опережает:

– В ресторане «Талиа».

Я выпускаю из рук чашку, и она со стуком падает на пол. Сестра берет меня за плечи и торопливо успокаивает:

– Прости, мы не догадались, что ты можешь знать этих людей. Ничего ужасного не случилось, кто-то успел отбросить бомбу подальше от здания, и она не причинила большого вреда. Хотя одному парню досталось. Получил ранения средней тяжести.

– Они здесь? – Я лихорадочно озираюсь вокруг, словно друзья могли попрятаться по углам.

Медсестра отпускает меня и поднимает с пола чашку.

– Вся группа в приемном покое на первом этаже, рядом с отделением неотложной помощи.

Не дослушав, я бросаюсь к лестнице, потому что знаю, куда бежать: вчера вечером сама сидела в том же приемном покое, когда приехала с Эммой на «Скорой». Этажом ниже я распахиваю дверь в холл и тут же попадаю в галдящую толпу. Шум здесь намного громче, чем наверху. Несколько человек в форменной одежде стоят, скрестив руки; перед ними Лиз Розен с Седьмого канала, как всегда, в полной боевой готовности к эфиру: ярко-красный костюм, безупречный макияж.