Жар предательства - Дуглас Кеннеди

Я чувствовала, что начинаю спотыкаться.

Моя смерть.

Кто заметит, что меня больше нет на белом свете? Кто опечалится, что я больше не хожу по этой земле? Сочтет ли Пол – если он еще жив, – что в моей гибели есть и его доля вины? А кроме него, кто еще стал бы скорбеть обо мне? Возможно, кое-кто из друзей да коллеги по работе. А так… сорок лет моей жизни на этой планете сгинут без следа. Память, что я оставлю после себя, будет столь же эфемерна и недолговечна, что и отпечатки моих сандалий на песке Сахары.

Споткнувшись, я упала на одно колено. Песок обжигал кожу, но у меня не было сил подняться. Мне хотелось воззвать к небесам, молить Господа о спасении. Но разве вправе я обращаться к Всевышнему, если сомневаюсь в Его существовании? Разве вправе я потребовать: Не покидай меня… научи, как выбраться из этой пустыни, из этого ада.

Мое второе колено утопло в песке. Я попыталась сглотнуть слюну. Закрыла глаза. Голова едва не лопалась. Вот и все. Это конец. Последние мгновения моей жалкой жизни. Закинув назад голову, я открыла глаза и воззрилась прямо на огненный диск, который убивал меня.

Да приидет Царствие Твое.

Солнце палило прямо на меня.

Да будет воля Твоя.

Я упала ниц. Покинула этот мир.

Ни ослепительно-яркого света. Ни какого-то потустороннего перевалочного пункта. Ни божественного суда. Только мрак. Где я оставалась, пока…

Пока не почувствовала прикосновение чьей-то руки. И шепот на незнакомом языке. Шепот звучал все громче, словно голос находился прямо у моего уха:

– Salaam, salaam… es-hy, es-hy…

Я открыла один глаз. Видела я нечетко, как в тумане.

– Es-hy… es-hy.

Я попыталась открыть рот, но спекшиеся губы не разжимались. У меня не было ни сил, ни желания что-то делать, тем более как-то реагировать на прикосновение руки, теребившей меня за плечо. А тонкий голосок все шелестел:

– Salaam, salaam…. es-hy, es-hy…

Девичий голосок.

Одним глазом я различила силуэт маленькой фигурки в халате. Все ее лицо, за исключением глаз и рта, закрывал развевающийся головной платок. Судя по голосу и отсутствию силы в руке, пытавшейся привести меня в чувство, рядом со мной на корточках сидела девочка.

Может, это какой-то посредник, посланный сопровождать меня в загробный мир?

Но тогда почему она разговаривает по-арабски?

– Salaam, salaam…. es-hy, es-hy…

Привет. Привет.

Я знала, что означает «es-hy». Так всегда говорила одна из горничных в отеле Эс-Сувейры, когда пыталась разбудить портье, вечно спавшего за стойкой.

Просыпайся, просыпайся.

Но мне только и удавалось, что держать приоткрытым один свой глаз. И очень хотелось снова провалиться в мрак.

Неожиданно я ощутила жидкость на своих губах.

– Ma’a… ma’a… shreb, – напевно произносил тонкий голосок.

И опять мои губы смочила жидкость. Я широко открыла рот…

– Ma’a… ma’a.

Вода.

Мое горло разжалось.

Вода.

Вместе с этим пришло и осознание, что я все еще на этом свете. В Сахаре. Лежу на песке. Еле дышу, но живая. Еще живая. И в рот мне льется вода.

– Bellati… bellati, – произнес тонкий голосок.

Мое лицо накрыли какой-то тряпкой.

И я снова осталась одна.

В следующую секунду меня окутал мрак.

Потом вдруг темноту прорезал все тот же тоненький голосок. и еще два других. Более взрослых. Мужских. Они что-то кричали друг другу. Потом мне:

– Shreb… shreb.

Кто-то снял тряпку с моего лица и приподнял мою голову. Кто-то еще стал вливать мне в рот воду. Поначалу я захлебывалась. Мужчина, приподнимавший мою голову, крепко держал меня, пока я давилась. Он чем-то вытер мне рот и снова осторожно поднес бутылку к моим губам. На этот раз я сумела проглотить жидкость. И стала пить. Пила, пила и пила. Вода струилась и струилась в меня. В какой-то момент я опять начала захлебываться. Мужчина вытер мне рот и снова заставил пить. Он будет поить меня до тех пор, пока не убедится, что водный баланс в моем организме более или менее восстановлен. Понятия не имею, сколько длился этот процесс. Могу сказать только, что вода в какой-то степени прояснила мое сознание, так что я смогла увидеть двоих мужчин с суровыми морщинистыми лицами, которые спасали мне жизнь. Я также слышала голос того, кто отдавал приказания. Потом меня подняли и положили на матрас. Я ощутила запах навоза. Потом кто-то вскарабкался ко мне. Открыв один глаз, я увидела девочку, которая нашла меня в пустыне. Сейчас она сидела рядом. Робко улыбнувшись, она снова накрыла мою голову покрывалом и взяла мою руку в свои ладони. Я почувствовало впереди какое-то движение. Наклонная поверхность, на которую меня положили, постепенно становилась горизонтальной. Щелканье хлыста, крик осла. Телега, на которой я лежала, медленно покатила по пустыне. Я снова провалилась в забытье.

Не знаю, сколько я пробыла без сознания. Очнулась я уже совершенно в другом месте. Открыв глаза, увидела свечи и два газовых фонаря, освещавшие нечто похожее на стенки палатки. Удивляло уже то, что я сумела открыть оба глаза. А еще то, что на меня смотрела пожилая женщина с лицом, похожим на барельеф. Во рту у нее торчали всего четыре-пять зубов. Заметив, что я пришла в себя, она воскликнула:

– Allahu akbar!

Я попыталась сесть, но была очень слаба. Пожилая женщина, тихим голосом обращаясь ко мне, осторожно прижала мою голову к чему-то, что по ощущениям напоминало раскладушку. Подошла еще одна женщина – помоложе, симпатичная, улыбчивая.

– Hamdilli-la!

Она пальцами тронула мое лицо. Я вздрогнула. Даже столь легкое давление на щеку отозвалось во всем теле острой болью. Женщина тотчас же отдернула руку и принялась раскаиваться, тем более что старуха криком отдала ей какое-то приказание. Через минуту в мое лицо уже бережно втирали какое-то целебное масло. Вот тогда-то я и заметила, что вся нижняя часть моего тела от самого пояса практически голая. Я лежала на чем-то, похожем на носилки; мои ноги и бедра были накрыты кусками ткани; на промежность была наложена белая повязка, на которой проступала запекшаяся кровь.

Едва я увидела кровь, на меня сразу нахлынули страшные воспоминания: грузовик, насильник, дикая разрывающая боль.

Я задрожала. Молодая женщина моментально приобняла меня, зашептала по-арабски, успокаивая, раз даже показала на окровавленную повязку и разразилась длинным потоком утешающих слов, словно говоря: Я знаю, что произошло, и это ужасно. Но ты поправишься.

Тем временем старуха принесла дымящуюся кружку, от которой исходил странный аромат. Она кивком велела молодой женщине помочь мне сесть и заставила меня выпить этот травяной отвар, имевший горьковато-сладкий вкус. Он подействовал на меня усыпляюще. Не прошло и минуты, как я снова погрузилась в сон.